Солнце клонилось к горизонту, и на холмах вечерело. Тень мельницы Хинбери огромным пятном легла на склоне, спрятав собой старый домик. Раньше он был приветливым и уютным, пусть и стоял вдали от всех остальных. Тогда его окружал частый забор, украшенный разноцветными лентами, а на крыше крутились лопасти-лучи золотого ветряка. Ночью он светился, словно маячок для тех, кто заблудился на склонах, кишащих насекомыми и мышами. Но гости не приходили на этот свет.
Теперь вместо домика стояла чёрная кирпичная коробка с дырами там, где раньше были разукрашенные ставни. Ни забора, ни крыши, ни крыльца, ни сада, ни лавки возле двери. Ничего не осталось, кроме старых углей и еле уловимого запаха гари.
Тихо ступали тяжёлые сапоги. Они двигались там, где раньше проходила тропа, ведущая к калитке. Проходила, пока огонь не уничтожил и траву, и тропу, и калитку. Сапоги остановились возле обгорелой стены у входа в дом, который раньше казался таким большим. Но теперь он вырос, и дом стоит перед ним, крохотный, чёрный и пустой.
Таррель перешагнул через порог и сел, прислонившись к стене. Он был такой незаметный в этой черноте, и не увидеть бы его – слился со стеной чёрный плащ, такие же сапоги, рубаха, волосы. Только вот лицо было странно-чистым среди этой гари.
Таррель посмотрел наверх, в голубое небо. Раньше это небо было видно только в мутное окошко под потолком.
– Больше не приду. – сказал Таррель. – Я нашёл его. Нашёл путь на Деджу. Жаль, что вы этого теперь не увидите.
В доме гулял лёгкий ветер.
– Я не стал латосом. Не опозорил вас.
Таррель опустил голову на колени и провёл рукой по пепельной земле. Повсюду торчали кусочки бывших деревянных половиц, и Таррель посадил себе много заноз, прежде чем очнулся от наваждения и взглянул на океан. Солнце висело над водой совсем низко, и окрашивало теперь долину в ярко-оранжевый цвет.
Праздник в Гаавуне шёл полным ходом. С приходом темноты жара утекла из города, оставив послевкусие в виде тёплых земли и стен. На Баник и площади Кутрави из-за сотен огней было светло, словно днём, а холмы чернели на фоне синего летнего неба.