Трактирщик поднимается, у него, как это ни странно, всё ещё сохраняется эрекция. Сад вокруг него кишит зомби, и они его уже заметили! Ла Фильер бежит, как он думает, к летнему домику для гостей. Льющийся с неба сумрак зигзагами прочерчивают красные всполохи совершенно бесшумных молний. Ветер свистит в его ушах, из каждой тени на него смотрят красные уголья глаз, тянуться костистые руки и хрипят пересохшие глотки. Он вихрем залетает в домик, запирает массивную дверь, приваливает к ней шкаф, пододвигает скамейку.
В дверь начинают стучать, трактирщик вздрагивает от каждого стука и отходит вглубь горницы. К счастью, маленькие окошки защищены колючими, сделанными в форме извивающегося плюща, прутьями решётками. Он оглядывается по сторонам и понимает, что попал в баню, причём в баню для прислуги. По периметру комнаты стоят двухъярусные лавки, кадки, какие-то горшки глиняные, под потолком висят веники. В углу насупилась на незваного гостя белённая большая печь. Ла Фильер приглядывается и в мигающем красном свете, идущем из окон, замечает, что на ней кто-то сидит и смотрит на него. Бабка! На него уставилась дряхлая бабка! Она соскакивает с печки на пол и затем по горшкам, по горшкам, по горшкам!
Бабка стремительно приближается к нему и Ла Фильер понимает – она дохлая, давно дохлая. Он рискует тем, что эта бабка станет его последней невестой. Она подскакивает к нему, трактирщик встречает её ударом в нос. Ощущение такое, что он ударил по кулю пыльных тряпок. Бабка прилипает к нему ледяным пластырем, пытаясь кусать беззубым ртом. От неё жутко пахнет сыростью, прелью и гнилым луком. Откуда она откопалась? Трактирщика передёргивает дрожь омерзения от текущих по его груди вонючих слюней. Ла Фильер толкает бабку, она хватает его за горло; вместе они падают. Начинается мерзкая возня. Они закатываются под лавку, под руку Ла Фильеру подворачивается железный ковш на длинной рукоятке. Он выползает из-под лавки первым, встаёт на лавку и дождавшись, когда высохшая черепушка бабки появляется, лупит её изо всех сил её по темечку. Бьёт её снова и снова, пока череп не распадается, кожа не трескается и кости не дробятся в сыпучий серый песок. Выпавшие из черепа глаза, очумевшими слизнями уползают в темноту угла. Он победил.
Ла Фильер по-прежнему полностью обнажён, стоит на первой ступени в тёмной клетушке бани и держит в руке ковшик для воды, а вокруг дома ходят раздосадованные его удавшимся побегом голодные зомби. Увидев себя, как бы со стороны, трактирщика сотрясает истерический смешок. Конечно, ему не до смеха, он смертельно устал и хочет домой – в то место, которого у него никогда больше не будет. Он садится на корточки, машинально теребя мошонку. Что делать дальше? Сдаваться на милость слепого ужаса он не собирается. Проходил. Словно на его мысли о дальнейшей судьбе в ответ с улицы раздаётся громкий шум и оглушительный гул. Камор в городе, а значит, всему и вся приходит конец. Встречаться с ним повторно Ла Фильер не имеет никакого желания. Как говорили раньше в воровском квартале перед тем, как пырнуть жертву грабежа ножом, – "Сегодня ты, а завтра я". – Только трактирщик не хотел умирать ни сегодня, ни завтра.