Наверное, чтобы взбодрить теряющего сознания пациента, ему под кожу сразу в нескольких местах вошли гибкие струны. Замерли и потом из них вышли десятки шипов. Струны заёрзали и медленно вышли наружу. Без всякого перехода ему в рот влез пластмассовый раструб, через который начала поступать сильносолёная вода. В желудок за тридцать секунд закачали литра три этой гадости. Хотелось блевать, но он не мог. Каким-то образом, вместе со способностью двигаться и орать, рвотный рефлекс ему отключили тоже.
По внутренней стороне ляжки пополз тонкий хоботок. Он нашёл висящей ненужной сарделькой половой член и, забыв про деликатность, грубо втиснулся в мочеиспускательный канал. Его тонкий диаметр не помешал ему доставить массу неприятных ощущений Дэну. Но это стало всего лишь началом. Хоботок пополз дальше, разрывая тончайшие протоки, он устремился к уже переполненному мочевому пузырю. Войдя в него, из хоботка в пузырь прыснул раствор, содержащей мельчайшую стеклянную пыль – немного всего четверть чайной ложки, – но и этого хватило с лихвой. Больше не в силах терпеть, подстрекаемый извне электромагнитным кнутом излучения, Дэн стал мочиться. Он бы и рад был прекратить этот простейший акт человеческого естества, да не мог. Крупинки стекла, насытившие мочу, прорывались к выходу, доставляя Дэну ощущения близкие к мукам всех святых, которых, как описывалось в библии, варили и жарили заживо. Наждак стекла карябал нежные протоки, взрывал их изнутри, разжигал кровотечением боль, очищал душу страданием. Потом разом всё прекратилось: глаза перестало жечь, член перестало саднить. Его муки тела обезболили внутривенной инъекцией волшебного лекарства, заодно подарившего ему забвение искусственного сна. Что дальше делали с ним, Дэн не помнил и по понятным причинам не чувствовал, но когда он пришёл в себя, то хотя низ живота и болел, но болел весьма умеренно, а глаза хоть и опухли, но видели, а это не могло не радовать. Очевидно, из него пока не захотели делать инвалида.
Те же два гвардейца, которые засунули его контейнер, окатили его водой, подняли с пола, помогли одеться, заковали руки в наручники и повели назад к боссам. Покуда Дэн шёл, его мозг просветлел, перенесённая им и на время закончившаяся пытка дала ему новое острое ощущение желания жить. Таким живым он не чувствовал себя ещё никогда. За все сорок лет, что жил на белом свете, Дэн не знал и не испытывал подобного удовольствия. Именно поэтому он разыгрывал перед конвойными спектакль, изображал из себя пьяного от пережитого кошмара, сломленного болью, шатающегося на дрожащих ногах неудачника.