– На мой призыв откликнулись пятнадцать человек. Среди них – профессор Кириллов, три члена дореволюционного Крымско-Кавказского горного клуба, но и десять молодых людей. И мы начали…
В 1938 году экспедиция на Памир вместе с биологом, профессором А. Е. Шевалевым, впервые прошли кольцевым маршрутом у ледника Федченко и горного узла пика Гармо. В память о том восхождении впоследствии один из пиков на Памире был назван пиком Блещунова.
В 1940 году начались исследования на Памире физиологии человека и растений на высоте 6000 метров. Предстояла огромная работа И тут – война.
Все годы на фронте. От Сталинграда до Берлина и Праги. Начал лейтенантом, закончил майором. Насколько любил рассказывать о вершинах, о людях, покоряющих вершины, настолько скупо говорил о войне. Самой правдивой книжкой считал «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Как только окончилась война, подал рапорт – отпустите в науку.
И Академии наук СССР понадобился его альпинистский и инженерный опыт Нужно было создать высокогорную научную лабораторию на горе Аграц в Армении, а затем и электронный кольцевой усилитель.
Тогда началась дружба Блещунова с академиками И. Таммом, А. Алихановым, С. Хейфецом. А вообще он был человеком, который умел дружить. Он притягивал как магнит к себе умных, интересных людей. И дарил встречи с ними своим воспитанникам – бесчисленному альпинистскому братству Одессы.
Его дом был открытым домом. Проходишь вечером по улице – из окон музыка, в квартире всегда люди. Кстати, в коммунальной квартире.
На стенах – живопись, в шкафах разнообразные коллекции. И старинные веера, и пивные кружки, и медальоны работы Торвальдсена…
Мне казалось, что столько раз здесь бывал, что всё видел. Но, когда в трёх залах Музея западного и восточного искусства в 1980 году Блещунов показал все свои двадцать коллекций, понял, что всё это изучать и изучать…
После высокогорных экспедиций Александр Владимирович заведовал Проблемной лабораторией института холодильной промышленности. Уже начинались болезни. Мучила астма. И он задумался о судьбе своих коллекций.
В одном он не сомневался – всё должно принадлежать Одессе. И он написал первое завещание. Но потом пришло понимание того, что все коллекции раздробят по музеям. И более того, они попадут в запасники. Всё, что могли его ученики, друзья держать в руках, станет только карточкой в архиве.