– Расскажи, как ты жила до отъезда, – попросил Давид.
– Особо нечего рассказывать. Мы жили в Карелии. В какой-то день прибежал к нам человек из другой деревни с криком: «Русские идут». Отец пришел с работы рано, мы стали собирать вещи – я с мамой одежду, отец с дедом остальное, что нужно. Вся деревня бегала, все кричали. Потом на телегах поехали куда-то на станцию. Дальше в поезде. Дорогу я помню хорошо, потому что это событие было. Я раньше никогда из деревни не выезжала. Вдруг свист страшный, поезд встал, все выбежали, побежали в ближний лес. А над поездом самолет низко-низко. Я первый раз и самолет видела, и поезд. А потом как бабахнет, это русские бомбы скинули. Потом мы жили в Хельсинки в длинном доме, много чужих людей в одной комнате. Дед говорил, что это бывшая казарма солдат русского царя. А потом сказали, что всех детей надо отправить в Швецию…
– А еще раньше? Как вы жили до войны, в деревне?
– Как все в деревне живут. После бабушкиной смерти у меня появился братик, который все время орал, мама носила его на руках, укачивала, но он все равно умер. Потом появился второй, он тоже все время болел. Я бегала с другими детьми, не помню, чтоб кто-то спрашивал, где. У меня был дед, старый русский солдат, инвалид. Он ходил с трудом, сидел у себя в сарае и вырезал всякие штуки из дерева. Ложки и деревянную посуду на продажу, а мне и моим приятелям он вырезал свистульки, – Айна помолчала.
– Да, еще у меня были тетки, две мамины младшие сестры, но они жили в городе в работницах. Приезжали на праздники. Они были сильно младше мамы. Я из дедовых историй очень немногое помню. Он молоденьким за какую-то провинность в тюрьму попал, потом в армию солдатом пошел, и один генерал взял его слугой. Генерал этот в Петербург приехал к семье, и у его жены прислуга была финская. Бабушка моя. Они только год прожили, и война началась. Первая мировая. Дед со своим генералом на войну ушел. Бабушка уехала в Карелию к родителям рожать мою маму. А там опять стала война. Он к бабушке добрался, когда маме уже лет пять было…
– Дед меня любил, позволял раскрашивать петушков, рассказывал разные истории. Иногда даже брал на колени и пел мне песни по-русски. Это были счастливые минуты.
Айна замолчала, Давид остановился, приобнял ее за плечи. Она постояла, прижавшись носом к его плащу, потом повернулась, и они пошли дальше.