Епископ принялся барабанить по столу кончиками пальцев, на лице появилась недовольная гримаса. В растаявшем воске плавали свечные фитили. Их тонкие отблески плясали на прозрачной поверхности графина. Франсуа поднял голову, с дерзкой усмешкой покусывая губы.
– Скажите Людовику Благоразумному, что его верный слуга Вийон, хотя и очень занят, будет счастлив оказать ему услугу и отказывается от всякого вознаграждения.
Шартье тут же прекратил барабанить по столу, а недовольную гримасу сменила отеческая улыбка.
– Фуст и его зять собираются принять участие в большой ярмарке в Лионе. Твой приятель Колен будет ходить за ними по пятам. Как только король подпишет приказ о смягчении наказания, ты к ним присоединишься. Моя епархия даст тебе все необходимое, чтобы приманить этого книгопечатника. Еще вина?
Франсуа протянул стакан, напиток приятно зажурчал. Прелат и заключенный чокнулись с видом заговорщиков.
Опьяневший Франсуа с трудом сдерживался, чтобы не вскочить со стула и не пуститься в пляс. Опустив глаза, он всем своим видом изображал смирение и признательность, поглядывая на вышитую скатерть, остывшие блюда на подносах и на грудь священника – при каждом вдохе на ней вздымался ярко-алый крест. Он понимал, до какой степени Гийом Шартье его ненавидит. И завидует ему. Потому что из них двоих, сидящих сейчас в этой камере, по-настоящему свободным, безо всяких цепей и оков, был как раз Франсуа, он всегда был свободным.
Шартье резко поставил стакан и распрощался. Белый стихарь на мгновение застыл в дверном проеме, прежде чем прелата поглотили сумерки. А вдруг Вийону все это приснилось? Удастся ли ему обмануть виселицу? Стоит ли доверять словам этого чертова интригана? Все равно он останется под охраной. Впрочем, ради такого ужина можно заключить сделку с самим дьяволом.
В соусе еще плавало немного холодного мяса. Погасли свечи, и в камере стало совсем темно. Это было на руку Франсуа: нож для хлеба и две серебряные ложки можно было незаметно спрятать под лохмотьями.
По-прежнему стоя на пороге, тюремщик зевал от усталости. За стенами тюрьмы расползался ленивый туман, медленно перебираясь через крепостные валы. Наверху уже ясно можно было разглядеть вытянувшиеся в линию бойницы, подернутые ночным инеем. Над крышей донжона раздавались первые крики ворон. Вдалеке колокол звал к заутрене.