Спустя час в палату зашла медсестра и помогла мне сесть, сложив особым образом кровать, объяснив при этом, что вставать мне категорически запрещается, и если я что-то захочу, то просто нужно нажать кнопку вызова в подлокотнике. Меня это нисколько не устроило, так как перспектива ходить в туалет на судно была более чем унизительна. Но медсестра была неумолима.
Потом принесли завтрак, ничего сверхъестественного, вполне съедобный. Вот так. Никакого кофе. Черт. Впрочем, каша оказалась вкусной.
Через полчаса после завтрака пришла санитарка, которой полагалось «совершить мой туалет». К счастью, она оказалась куда сговорчивее, и я все сделала сама. Остаток дня был удручающе тоскливым. Ходить мне не полагалось, читать не запрещалось, но книг не было. Поэтому я просто лежала и смотрела в окно. С кровати мало что было видно, кроме голых веток и неба. Тоска. В итоге я уснула.
На следующее утро, когда я проснулась, Остин сидел у моей кровати. И это уже раздражало.
– Ради всего святого, я могу нормально привести себя в порядок, когда проснусь?
Его лицо осталось непроницаемым, если мои слова и задели его, то вида он не подал.
– Дай мне свой адрес, я заберу твои вещи.
– Оу… – стало стыдно, я начинала чувствовать себя стервой. – Хорошо.
На этом наше общение в тот день закончилось. Он записал адрес и, не попрощавшись, ушел. До вечера я проплевала в потолок, так как вставать мне все еще не разрешалось. Хорошо хоть, удалось уговорить персонал, что ходить в туалет и умываться я буду сама.
На следующее утро опять пришел Остин. На этот раз позже. После завтрака. Я была рада его видеть: соседей по палате у меня не было.
Он принес цветы. Сам поставил их в вазу на тумбочке в изголовье кровати. Было особенно приятно, что это не пафосные розы или не менее пафосные гладиолусы, а полевые. Ощущение, будто он их только что собрал где-нибудь на опушке леса.
– Спасибо.
Мне было немного неудобно, если подобному ощущению дискомфорта вообще есть определение. Меня разрывало от противоречий. Он мне помог, он так добр и внимателен. Но я ему не верю. А я не могу спокойно общаться с человеком, если не верю ему.
Он сидел и смотрел на меня, словно чего-то ждал. Чего? Не в моих привычках кидаться на шею с благодарностью, равно как бурно выражать свои чувства. А о чем заговорить, мне и в голову не приходило.