Мертвым, холодным взором Моримото наблюдал за ходом военной акции. Пусть не из милосердия, но из эстетических побуждений он бы предпочел избежать этой бойни, но культисты оказались глухи к многократным воззваниям властей Луизитании прекратить валять дурака и убраться с их территории. Печальным было то, что многие примкнули к Культу не по доброй воле. Среди культистов оказались и добропорядочные туристы, и многие сотрудники Крайм-О, которые не успели вовремя эвакуироваться с планеты и которых свело с ума беспрерывное пение Короля. К сожалению, им было уже не помочь, и расправа над ними, скорее, была актом милосердия, чем жестокости.
Самое плохое – Моримото до сих пор не ведал, кто именно стоял за Культом. Руководители Культа были найдены и убиты, но это были лишь марионетки, а подлинные вдохновители продолжали пребывать в отменном расположении духа и добром здравии. Что вообще представлял собой Культ? Вышедший из-под контроля правительственный эксперимент? Изощренную месть врагов? Или эту аферу затеял кто-то из приближенных с целью навеки опозорить сёгуна и впоследствии низвергнуть? Моримото не знал. Зато знал, что, если когда-нибудь встретит этого гениально предприимчивого мерзавца, то сперва пожмет ему руку. А потом убьет самым мучительным способом из всех возможных. Возможно, для начала, заставит Изменившегося обглодать этому ублюдку лицо…
Заплутав в черных лабиринтах ненависти, Моримото упустил момент, когда операция из удовлетворительной превратилась в провальную.
– Господин Моримото, статуя…, – прошептал кто-то из его приближенных свистящим, недоверчивым шепотом.
– Статуя? – бессмысленно повторил Моримото.
– Статуя Короля покинула Храм.
– Вышла из Храма? Статуя?
Сперва эти слова показались ему бессвязным набором ничего не значащих звуков, но вскоре он и сам увидел на одном из Три-Ви экранов статую Короля, покинувшую святилище, служившее ей обителью на протяжении последних двух стандартных лет. Статуя, надо отдать ей должное, производила необычайно сильное впечатление. Отлитая из чистого золота высшей пробы, в триста футов1 высотой, с сапфировыми глазами и рубиновыми глазами, эта махина, очевидно, нашпигованная сложнейшей электроникой, двигалась с поразительной легкостью и грацией, танцевала, вращая бедрами и выделывая прочие пошлые па, а также залихватски играла на громадном банджо.