Я не просто любила, а обожала её истории. Поэтому с утроенной радостью закивала. А она начала рассказывать:
– В 41-м это было. В далекой, глухой деревне. Старые, скошенные домики стояли нестройными рядками. Проживало там десяток семей да десяток коров. Вот и всё население. Ну, и кур штук двадцать. Война началась внезапно. Хоть бои до деревни и не доходили, но разговоры о них всё же доносились. Боязно было людям, жутко. Особенно, когда на войну стали родных забирать!
У одной женщины было пятеро сыновей да муж. Трое совершеннолетних, а двое еще малыши. Два годика и пять. Хорошая это семья была… Дружная. Крепкая.
Моя Гостья замолчала и будто перенеслась в прошлое… Я тоже шла молча и смотрела под ноги. Хотя, признаюсь, когда она начинала любую свою историю, моя настоящая реальность словно переставала существовать. Я не знаю, как это передать, но я, действительно, видела всё, о чем она говорила! Вот и сейчас я оказалась в старой деревне и во все глаза наблюдала, как забирают в действующую советскую армию троих взрослых парней. Высокие как на подбор. Светловолосые. Красивые и статные. Им бы с девками гулять да деток рожать! А не с автоматами по полям бегать… И отец уходил вместе с ними… Возраст у него был всё еще годным для службы…
Моя Давняя Знакомая продолжила рассказ:
– Едва только увезли их на службу, как женщина принялась реветь. До того ей стало страшно, как бы чего на войне с ними не приключилось! Двое младших сыновей к ней ручки тянут: «Мама, мама! Не плачь!» А она всё равно орет и в истерике бьется.
Я как наяву видела их старый бревенчатый дом. Красные половики, которые использовали раньше в качестве паласов на полу. Светловолосая, уже не молодая женщина, волосы у которой выбились из-под ярко-зеленого платка и неровными прядями спадали на осунувшееся бледное лицо… И двое перепуганных малышей…
– До того эту женщину страх за родных сковал и обуял, что она даже делать ничего не могла. Только лежала, свернувшись в маленький, плотный клубок на деревянной лавке и тихонько выла.
Мне вдруг так сделалось жалко ребятишек, которые смотрели на эту сломленную страхом женщину, что я не смогла утерпеть и перебила:
– Почему она тогда не думала о своих детях? О тех, которые остались с ней? Почему она уже заранее оплакивала старших? Почему не надеялась и не молилась об их возвращении?