Но кто знал, что цена такого абстрактного понятия, как дружба, вполне конкретна: те самые евро, которые я получил. Как на аукционе: лот первый, дружба человеческая, …тысяч! Кто больше? Поздравляю, ПРОДАНО!
Следующий лот! Что продаём сейчас? …
Так вот, они меня ненавидят. Надо отдать им должное: улыбки почти естественные. Сегодня, собираясь в этот ресторан, они потратили десять минут, чтобы надеть дорогой костюм, и около часа, чтобы нацепить эту притворную улыбочку. Браво, господа!
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Эти люди и я. Я и эти люди. Это и есть известность? Когда мечты сбываются, то порой кажется, что это были совсем не мечты, а так, мимолётная прихоть, исполняться которой было совсем не обязательно… Как ребёнок, который бежит за бабочкой, бежит долго, падая и снова поднимаясь, но не упуская из виду яркую, манящую цель; наконец, он ловит её и, разглядев, понимает, что не такая уж она яркая и манящая. Я уже не ребёнок. Но я чувствую себя так же. И хочу дождь. И хочу плакать. Здесь я чужой.
Меня тошнит от одного вида суши, запаха креветок и полчища девиц, похожих на эти креветки. Простейшие существа, мягкие, бескостные; съел и забыл.
Меня раздражают эти светские беседы и сплетни, пафосные речи и глянцевые взгляды. К этому можно привыкнуть? Я задыхаюсь в этом воздухе, состоящем из запаха дорогого парфюма и притворства.
Я стою у окна и долго смотрю в темноту наступающей ночи. Где-то совсем рядом свет, музыка, разговоры. Я пытаюсь разглядеть во тьме будущее, но ничего не вижу. И я хочу только две вещи.
Ощущая лёгкий морозец за окном и нестерпимый холод лживых сердец вокруг, я хочу дождь и хочу плакать.
Хроники города N
– Какой это цвет?
– Чёрный.
– А это, это какой?
– Серый.
– Да ты что, за дуру меня принимаешь?! Смотри, небо какого цвета? Солнце?
– Серого. Солнце – белого.
Мама безнадёжно присела:
– Ты правда не видишь других цветов?
– Да-а.
Исчезновение из моей жизни человека, которого я считала отцом, не прошло бесследно. Я перестала различать цвета. Может быть, это случилось от того океана слёз, которым я хотела залить пожар брошенной души; может быть, от нервов, как сказали врачи. Как я поняла, такое бывает довольно редко и мой случай чуть ли не единичный. Тем не менее, легче от этого не становилось, и в моей жизни осталось только три цвета: чёрный, белый и серый. А в квартире остались только мы с мамой, вдвоём.