Интересно, о чём думает такой же юноша где-нибудь в Англии, Франции, Германии или Америке? Какие у него мысли?»
Когда Галим наконец заснул, он увидел себя у бушующего океана. Он хочет через океан подать руку юноше из далёких стран, позвать его строить новую жизнь, но какие-то драконы встали между ними и не дают им сомкнуть руки. Где-то на самом горизонте из-за чёрно-свинцовых туч виден краешек восходящего солнца, и Галим знает, что скоро оно одолеет драконов тьмы и озарит весь мир…
Каждый день в городе появлялись новые сообщения! «На Волге лёд тронулся», «На Волге ледоход», «На Волге полный ледоход».
По ночам держались холода, но в полдень земля исходила паром. По пригретым холмам брызнуло первыми подснежниками. Мутная талая вода ринулась в овражки. Разгалдевшись, как галки на закате, детвора приспособила под самодельные плотики всё, что было можно, даже сорванные с петель калитки пошли в ход, – только бы нестись вольным корабликам по весело голубеющему разливу.
В воскресенье девушки потащили Хафиза, Наиля и Галима на Волгу. Выйдя из берегов, воды властно захватывали пространство. Лишь кое-где подымались незатопленные островки с голыми кустами тальника, а в вышине кружились отощавшие грачи.
Молодые люди с непокрытыми головами стояли на высоком пригорке. Мягкий ветер шевелил пряди волос, словно пёрышком касался щёк.
Могучая, стремительная, всегда молодая наша Волга! Нескончаемо проносились, сшибались с гулким треском зелёно-голубые от солнца льдины, величиной с хороший деревенский дом.
На дальнем крутом юру, в дымке весеннего света, синел сосновый бор.
– Какой простор, как хорошо! – первым нарушил Наиль то состояние счастливого безмолвия, в котором, не стесняясь друг друга, замерли эти юноши и девушки, охваченные чувством внутренней связанности со всей молодеющей землёй.
– Так бы жизнь прожить… в неудержимом движении, смывая любые препятствия, – вырвалось у Хафиза, не отрывавшего глаз от обширного, точно море, половодья.
Галим и Мунира держались так, чтобы никто не подумал, что в эти минуты величественного ледохода они заняты друг другом. И чем усерднее старались они скрыть это не только от других, но и от самих себя, тем яснее было остальным, что Галим и Мунира тяготятся своей ссорой и что не стоит мешать им помириться.