– Ты сердишься на меня, Газинур?..
Газинур удивлённо взглянул на неё.
– За что же мне сердиться на тебя, Миннури? С чего ты это взяла? Нет, цветочек мой, у меня нет привычки сваливать свою вину на других.
– Знаешь что? Расскажи Ханафи-абы всю правду. Всю, как есть.
– Он и так уже всё знает.
– И что он сказал?
– Взгрел, конечно. Велел ещё зайти к нему.
Открылась дверь, и на пороге показался Григорий Иванович, а за ним Ханафи. Миннури метнулась за угол.
– Тщательность дезинфекции лучше проверьте сами, – советовал Григорий Иванович. – Берегите здоровых коней. Завтра приеду ещё. Если что, посылайте в любое время. До свидания.
Когда Газинур вернулся из Исакова, был уже поздний вечер. Колхозники после трудового дня собрались возле амбаров. Газинур подсел к ним. И тут разговор шёл всё о том же – о внезапной болезни коней.
– Ну, заболели!.. Люди и те болеют да умирают, – говорил мужчина с обмотанным вокруг горла полотенцем. Красные вышитые концы полотенца свисали ему на грудь. – Подумаешь, диво какое! А вот в Батурине, говорят, родился двухголовый телёнок, так это вот диво!
Он сплюнул сквозь зубы и захохотал. Смех его был встречен неодобрительным молчанием. Газинур давно недолюбливал этого человека. А сейчас его слова вызвали в нём чувство гневного раздражения.
– Не замазывай людям глаза, Морты Курица! – сказал он, нахмурившись. – Опять старую кулацкую песню закудахтал.
Прозвище «Курица» закрепилось за Морты после того, как он был пойман с корзиной яиц, унесённых с птицефермы. Это прозвище всегда бесило Морты. Он и сегодня вскочил с места, будто ужаленный, и налетел на Газинура с бранью.
– Ты хорошенько подумай сначала, а потом уж бреши своим поганым языком, понимаешь! – кричал он, воинственно сдвинув шапку на затылок. – Где это ты увидел здесь кулаков?! Кулаки гниют в Сибири! И пусть себе гниют. Разве может кто за десять тысяч вёрст услышать их кулацкие слова?
– Зачем так далеко искать? Может, и поближе кое-кто найдётся… Слово за своим хозяином не ходит, – спокойно ответил Газинур.
Морты Курица деланно расхохотался.
– Эка хватил, братец! – злобно зашипел он, дёргаясь всем телом. – Не мешало б подрасти немножко, а потом уж учить других уму-разуму. Материнское молоко ещё на губах не обсохло, а туда же…
– Материнское-то молоко обсохнет, а вот обсохнет ли на твоих, Морты Курица, губах желток от украденных колхозных яиц – это ещё вопрос.