«Imbroccata», – пронеслось в голове Дамаса и он, пропуская кровожадную сталь мимо себя, коротко ударил клинком в место сразу за гардой, туда, где рука Капитана сжимала рукоять.
Меч, звонко бряцая, заскакал по брусчатке.
Зрители затихли. Было слышно, как на крышах домов воркуют и хлопают крыльями вездесущие голуби.
Морель с искренним недоумением смотрел на свою правую руку. Пальцев на ней не было. Они лежали на мостовой, будто кто-то рассеянный их случайно обронил.
– А-а-а-а! – заорал Морель, падая на колени.
Словно опомнившись от этого безумного крика, брызжа во все стороны, хлынула кровь.
Очнулась от оцепенения и толпа. Грянувший многоголосый ликующий вопль совершенно заглушил стенания поверженного.
Судья, не предпринимая даже попыток перекричать беснующуюся толпу, молча подал знак одному из стражников. Тот, подбежав к Морелю сзади, ловко накинул ему на шею петлю и, упершись ногой в спину, затянул её. Вопль толпы усилился многократно. Орали все: от мала до велика. Слов было не разобрать, но и без того было ясно, чего надо всем этим людям.
Закон есть закон и казнь ждала каждого кто проиграл судебный поединок. И толпа требовала «правосудия». Здесь и сейчас.
Дамас поднял руку с мечом вверх, призывая к тишине. Удивительно, но толпа сразу же смолкла, безоговорочно подчинившись. На этот раз тишина была абсолютной: голуби, испугавшись неожиданно громкого вопля, поспешили убраться прочь за городские стены, где и кружили теперь в нерешительности.
Стражник, тащивший Мореля на верёвке по направлению к деревянной балке, торчавшей из стены ближайшего дома (виселицу, ввиду стремительности развития событий, соорудить не успели) остановился, попеременно поглядывая то на судью, то на победителя.
Дамас, медленно подошёл к поверженному противнику, лежавшему на земле с петлёй на шее.
– Есть только один способ не быть повешенным, – тихо сказал он, склонившись к самому уху Мореля, – даже будучи мёртвым.
Тот, тяжело дыша, кивнул. С трудом, опираясь на здоровую руку, Капитан встал на колени и закрыл глаза.
Дамас поднял меч…
Вопль, сильнее прежнего, разнёсся на льё10 вокруг. Стражник, смотав, ненужную уже, верёвку, побрёл к судье.
По мостовой, медленно, но неумолимо расползалась тёмно-красная лужа.
«Меч может забрать жизнь», – вспомнил Дамас слова отца, – «может, но вовсе не должен», – и уронив оружие он медленно побрёл по улице. Горожане расступались и одобрительно что-то ему кричали, похлопывая его по плечам, но Дамас ничего не слышал. В висках стучала кровь, глаза не разбирали дороги…