Лейтенантик молодой вперился в меня пустыми зенками.
– Так-так, боец Сидоров… Говорите, снайпером числились? Ворошиловский стрелок, значит. А почему же немцы не кокнули вас тогда? И как это вы линию фронта так просто перешли? И документики, говорите, при вас остались? Ну, выкладывайте…
Стал я тесаком подкладку распарывать, чтобы, значит, документы достать, а лейтенантик как вскочит, кулаком об стол нестроганый как бухнет.
– Признавайся, гнида, кто тебя вербовал в немецкую агентуру?! За сколько сребреников продался, шкура линялая?!
Слюной на меня брызжет, рот корытом разевает. Я тесак в стол воткнул перед ним, свой членский билет открыл и сунул ему прямо в харю. Лейтенантик тут же и оплыл. Не хухры-мухры – подпись самого председателя Совета Народных Комиссаров. И начал он уже другим тоном:
– Василь Дормидонтыч, вы не подумайте чего плохого. Мы всех так проверяем. Процедура такая. Без этого ведь не выявишь предателя Родины. Я ж не знал, что вы это – того… Прошу вас правильно меня понять… Не подумайте обо мне плохо, у нас работа такая – выявлять, на чистую воду выводить и расстреливать. Сами понимаете – смерть шпионам. Вы вне всяких подозрений. С такой бумагой вас пальцем никто не тронет. Отдыхайте. Не смею вас больше беспокоить.
Так вот и спас меня мой партийный документ. У своих он оказался охранной грамотой, а у немцев был бы смертельным приговором…
– Да, Дормидонтыч, – впечатлился один из доминошных бойцов, – можно сказать, что Иосиф Виссарионович тебя от верной гибели спас.
– Как будто заранее знал, – подтвердил рассказчик.
– А что дальше-то? Как расстались с Виссарионычем?
– Да без особых церемоний.
Я даже не заметил, когда Сталин просигналил своему секретарю. Тот тихо появился в дверях кабинета и застыл в ожидании.
– Ну, ни пуха ни пера, товарищ Сидоров, – сказал на прощание Сталин. И опять поставил меня в неловкое положение. Не посылать же вождя всех времён и народов к чёрту.
– Сколько вам ещё звёзд осталось? – продолжил он.
– Три, Иосиф Виссарионович. Следующую на Никольской будем менять.
– А сколько электродов уходит на каждую звезду? – спросил Сталин прищурившись.
«Вот он, момент истины, – подумал я, – вот для чего меня вызывал. От него, конечно, ничего не скроешь. Всё видит насквозь, всё знает наперёд. На то и вождь». Но страха почему-то не было…