Асе не удалось в высоком разрешении запечатлеть минуту, когда состоялось её бесцеремонное знакомство со своей болью, тем не менее, момент, когда та ускакала, сверкая пятками, оставив после себя чарующий флёр освобождения, она пронесёт в памяти до гроба.
Всё это того стоило. Стоило простоять целую вечность, чтобы грузовичок наконец-то перевернулся на Баренцевой улице. Стоило месяцами оставаться прикованной к постели, стоило всеми правдами и неправдами выгрызать суженого из пасти Фемиды и менять одну глубинку на другую, оставляя за плечами городища. Всё, только чтобы идти рука об руку с человеком, который не облегчал Асину боль. Совсем нет. Этот человек её полностью снимал. Более того, это был тот редкий типаж людей, которые не ждали чудес, а создавали их сами.
Рома зарабатывал на хлеб с маслом собственными руками в прямом смысле этого выражения. Его страсть покоилось под землёй. Он был из числа чёрных копателей. Тех, кто не чурается копать в составе официальных поисковых отрядов и в «Вахтах Памяти», а потом смывать найденное по одним им известным каналам. Он копал под Смоленском, Орлом и Курском. Перепахал всю Ленинградскую область, увяз под Москвой с Калининградом и даже ездил грызть закордонную твердь. Корыстный интерес Баренцева перерос в некое сумасшествие, плодами которого стала его собственная кладезь информации о Гражданской, Финской и Великой Отечественной.
Сперва предмет его поисков ограничивался исключительно материальной частью, но со временем его помешательство докатилось и до людей и, конечно, их историй. Он клятвенно заверял, что остановится, как только найдёт своего деда, пропавшего без вести подо Ржевом в декабре сорок первого. Но Ася знала, что он его не найдёт. Знал это и сам Баренцев, но продолжал копать, потому что находил других, прекращая муки неприкаянных душ, которых в суматохе небывалых замесов на земле русской проморгала старуха Валькирия.
Асе оставалось только смириться с тем, что поросшая мхом война с засыпанными окопами и разобранными укреплениями для мужа не закончится никогда.
Так, в припадке раболепия, Баренцева слепо следовала за Роминым увлечением, меняя место дислокации чаще, чем успевали приходить счета за коммуналку. Скитаниям пришёл конец, как только женщина, встав на ноги, с боем прорвалась через однородный скепсис врачебно-лётной экспертной комиссии и отвоевала возможность два раза в неделю подниматься на Олимп. Теперь супруги начали больше времени проводить на полярных берегах: он – по пояс зарывался в землю, а она – бороздила небесный свод, не потеряв зависимости от профессии, даже после того, как некогда сформированный экипажный полк остался в единственном представителе.