– Маринад как маринад, – ворчливо ответила бабуля. – Можно было и без него, только продукты переводить…
Она перешла к плите, где уже шипело масло на сковороде, и принялась с азартом бросать на нее куски зайца.
– Но ведь ему еще полчаса мариноваться, – робко попыталась возразить я. – Жестким ведь будет, Софья Ильинична…
– И так сойдет! Или, думаешь, не прожую? – она ухмыльнулась, продемонстрировала мне ряд крепких, как у молодых, зубов, а в заключение весело щелкнула ими.
Я выдавила растерянную улыбку:
– Тогда, может, помочь вам?
– Мне не надо. Себе помоги. Вернее, бери из холодильника… Что вы там едите? Траву свою… Хлеб…
– А вы не будете овощи? – уточнила я. – Давайте салат сделаю…
– Себе делай. Я такого не ем.
– Глебу, наверное, тоже надо что-то приготовить, – озаботилась я. – Он ведь не будет кролика…
Ответом мне был тяжкий вздох.
– Я видела рис у вас в шкафчике, можно взять?
– Чего спрашиваешь? – бабуля покосилась на меня. – Бери… – и снова вздох.
Под ее испытующим взглядом я стала варить рисовую кашу. Глеб ее любит. Но через некоторое время не выдержала.
– Со мной что-то не так, Софья Ильинична? – за шутливым тоном я попыталась скрыть нервозность. – Вы на меня так смотрите…
– Смотрю… – не стала отрицать она. – Смотрю, что худая больно…
– Ну что вы, – я стушевалась. – Не такая уж и худая… Есть еще даже к чему стремиться. В смысле уменьшения…
– Ну хоть бегать быстро умеешь? – в голосе бабули слышалась умирающая надежда.
– Боюсь, что нет, – вынуждена была «огорчить» ее я, сама же уже совсем не понимала, чего она от меня хочет и при чем тут бег. – У меня как-то совсем со спортом неважно…
– Ох-хо-хо…
На мое спасение со стороны лестницы послышались шаги, и вскоре в кухню вошел Глеб.
– О, готовите что-то вкусненькое? – оживленно поинтересовался он.
Подошел вначале ко мне, приобняв, поцеловал в висок, потом обнял бабушку и чмокнул ее в щеку.
– Глебушка… – та посмотрела на него с мольбой. – Ну все-таки, может, я ее того? У…
Но одного тяжелого взгляда внука было достаточно, чтоб она замолчала и со скорбным взглядом вернулась к сковородке с зайцем.
А я опять ничего не поняла.
После обеда, ближе к вечеру, мы наконец-то выдвинулись на прогулку. Софья Ильинична провожала нас у окна и опять вздыхала каким-то своим горестным мыслям.
– Я все-таки не очень нравлюсь твоей бабушке, – с грустью заметила я, беря Глеба под руку.