Дыхание постепенно выровнялось, голова перестала кружиться. Я открыла глаза и, точно бесчувственный робот, поднялась на ноги, отпуская подлокотник, за который так яростно держалась, используя в качестве устойчивой поддержки. Подумав, что идея Людовика с ношением трости больше не казалась мне такой забавной, я медленными мелкими шагами направилась в ванную комнату, чувствуя, как меня слегка качало в стороны.
Голова была занята мыслями о времени, течение которого я даже не заметила, совершенно позабыв обо всём, не говоря о еде или элементарной гигиене. Думать о Роджере больше не хотелось, подобные мысли причиняли нестерпимую боль за предательство, что я совершила.
Подавив чувства, подступающие в новом приступе тошноты, зашла в ванную, прикрыла дверь и включила горячую воду в душе. Глаза с ужасом нашли отражение в зеркале. Скривив лицо, я оглядела себя с ног до головы: прошедшая неделя сильно отразилась на внешнем виде. Я скинула всю одежду, решив, что попросту сожгу или выкину её позже, чтобы она лишний раз не напоминала о том дне. Руки ещё слегка тряслись, когда я отрегулировала температуру воды и встала под тёплые струи воды. Дышать становилось легче с каждой секундой. Вода стремительно уносила с собой всю грязь и недомогание, очищая мысли и успокаивая. Мне показалось, что я простояла под душем около часа, потому как, выходя из ванной, я увидела, как вместе со мной выходил горячий пар, растворяясь в прохладном воздухе коридора.
Неожиданно почувствовав потемнение в глазах, я схватилась за стену и поняла, что мне было необходимо срочно отправиться на кухню и съесть что-то крайне питательное. Передвигаясь медленнее, чем ранее, добрела до кухни и спустя полчаса нелёгких манипуляций сумела приготовить обычную глазунью. От запаха еды жутко воротило, и я сдерживала позывы, прижимая ладонь ко рту. Даже смотреть на прожаренную яичницу было неприятно. Преодолев тошноту, за один раз проглотила приготовленное блюдо, уже успевшее слегка остыть, практически не прожёвывая. Спешить было некуда, и я сидела за столом, раздумывая о снятых с меня обвинениях. Папка, что хранилась в ящике моего стола в кабинете, теперь официально считалась бесполезной, а я вновь стала свободной и в меру законопослушной.
Через несколько минут бездумного вглядывания в пустую тарелку, я почувствовала, как голова перестала кружиться, а тошнота прошла. Я потёрла ладони, кончики пальцев стали согреваться. Организм медленно приходил в себя. Я подумала о Реджинальде.