В этот раз толкать речь вызвался Бесстыжий Кай собственной персоной. «33 Ноги», строго соблюдая заведенную в детстве традицию, всегда приглашали «Да каких-то уродов» на вечеринки в честь своих Дней рождений. Те, в свою очередь, отказывались лишь в том случае, если на тот момент были на другом конце земного шара с гастролями. А после событий, имевших место последней зимой, лучшие враги и непримиримые друзья сблизились окончательно и бесповоротно, так что на этом Дне рождении расчувствовавшийся Кай решил прилюдно излить душу имениннику.
– Ясси, дорогой, как же я тебя ненавижу! – начал он и смахнул слезу. – Вот уже 48 лет ты поганишь жизнь окружающим…
– Сколько-сколько?! – охренел Ясси33, когда тот озвучил столь внушительную цифру.
– И я так благодарен твоим родителям… – продолжал Кай, шмыгая носом. – Я знаю, ты был поздним ребенком. Недоношенным. Кесареным. Наверное, именно поэтому ты уродился таким придурком. Но твои предки – упокой, господь, их святые души! – такие молодцы, что даже под старость лет упорно продолжали стараться и не воспользовались в ту ночь презервативом! Сколько раз ты меня доводил! Сколько раз мне хотелось тебя убить! И вот сейчас я думаю. Если б на тебе сделали аборт или произошел выкидыш, была бы моя жизнь такой насыщенной, а детство и юность – такими невыносимыми? Нет, старик. Все, чего я добился, – это благодаря тебе. Никто меня не бесит так, как ты. Я ненавижу тебя, тощий мерзавец. И буду ненавидеть до конца своих дней.
– Ми-ми-ми, – заумилялись собравшиеся.
– Иди уже сюда, толстый, – всхлипнул Ясси33, вконец распрощавшись с идеальным макияжем, и нетерпеливо принялся махать руками, требуя, чтобы Кай его обнял.
Потом телячьи нежности закончились, начались более официальные и менее искренние поздравления других более-менее близких приятелей из рок-тусовки, бывших любовниц, партнеров из шоу-бизнеса и так далее, и тому подобное. Ясси33 уже на сто раз успокоился, даже украдкой умудрился подправить макияж, а когда гости торжества стали расслабляться, чувствовать себя непринужденно, разбиваться на компашки, вести собственные беседы и заниматься своими делами, он цапнул тарелку с остатками праздничного торта и незаметно удалился в комнату отдыха.
Аврора, так и не вышедшая в зал, сидела, развязно упершись локтями в колени, на подоконнике, за плотной занавеской, курила и смотрела в туманную хельсинскую ночь за окном.