12 ноября 1920 года газета Аверченко «Юг России» – единственная из севастопольских газет – напечатала приказ Врангеля об эвакуации. Другие севастопольские издания уже несколько дней как не выходили – их сотрудники уже уплыли в Константинополь. Аверченко уходил одним из последних и, как отмечает его биограф В. Миленко, еще очень долго не верил, что поражение в борьбе с большевиками – бесповоротно. Это неверие еще целых два года держало его в неприятном писателю Константинополе, хотя многие его друзья уже давно эмигрировали в Европу.
* * *
Как и в Петербурге до лета 1918 года, и в Киеве, и в Симферополе в 1918 году, так и в Севастополе вокруг Аверченко группировались люди разных взглядов.
Весной 1920 года он создал театр «Гнездо перелетных птиц», который оказался последним местом соединения тех, кто дружил и работал вместе до революции, интеллектуально разделился на «красных» и «белых» после Октября 1917 года, но, тем не менее, даже в 1920-м году продолжал общаться.
Так, в «Гнезде» Аверченко выступали фельетонист Влас Дорошевич[19], который после окончания гражданской войны заявил «о полном присоединении к советской власти», и певец Леонид Собинов, который рассказывал Аверченко о личном горе – смерти сына на фронте[20], а после ухода Врангеля из Севастополя стал руководителем севастопольского подотдела искусств и отдела народного образования Севревкома и уже 14 декабря 1920 года предложил присвоить театру «Ренессанс» название «Театр имени Луначарского».
Выше уже упоминался близкий Аверченко Вертинский, который отправился в эмиграцию задолго до писателя, в феврале 1920 года.
В 1918 году в Гомеле Аверченко познакомился с известным в будущем советским композитором и певцом Леонидом Утесовым, и хотя они провели вместе лишь несколько дней, портрет Аверченко с его подписью «Талантливому Утесову с благодарностью за теплый, ласковый прием и вечерние песни. Аркадий Аверченко» в дальнейшем всегда висел в комнате Утесова. Он звал Аверченко вернуться в большевистскую Россию, но тот категорически отверг такой вариант[21].
Таким образом, в ходе своей личной «севастопольской обороны» писатель совместил в самом себе два мировидения – дореволюционно-монархическое и умеренно-бело-левое, но рядом с ним были и те, кто, очевидно, придерживался большевистско-красных взглядов.