В понедельник, опоздав на утренний обход, Павел Анатольевич приехал к окончанию завтрака. Подготовив сознание и рациональное мышление к пятидневному исполнению обязанностей психиатра, он направился к пропускному пункту узнать о состоянии «особенного», где, получив в ответ невнятное
мямленье охранника, вспомнившего, что ещё в субботу думал сообщить о неподвижности Вячеслава Владимировича дежурному, помнившего так же, что отвлёкся, но забывшем на что, и сейчас не был способен придумать стоящее оправдание, распорядив мужчину на немедленное доставления еды в изолятор, в ужасе врач побежал к Вячеславу Владимировичу.
Ожидая худшего от состояния больного человека, не евшего двое суток, Павел Анатольевич, включив свет, увидел безмятежное дыхание лежащего на кровати Вячеслава Владимировича, и на лице его проскользнула неширокая улыбка. Со всей лёгкостью, на которое было способно его грузное тело, он присел рядом с ним и приступил к разбуживанию спящего. Учёный не менялся в лице, прерывисто и редко вдыхал, и на покачивания не реагировал. Павел Анатольевич стал интенсивнее трясти его тело – безрезультатно. Поведя головой чуть в сторону, он наткнулся на лежавшую на столе коробку, дотянувшись до которой, резко возвратился к Вячеславу Владимировичу и, прощупав замедленный пульс на прохладной шее, расстегнул его рубашку и выбежал из зала. Преодоление пути как к изолятору, так от него сопровождалось высказыванием нецензурной лексики, заглушаемой цоканьем каблуков.
Притормозив перед ординаторской, Павел Анатольевич вошёл в неё с важным, но озадаченным видом и, только открыв дверь, закричал:
– Шишкин – капельница, Акрамов и Петров – интубационная трубка, включите ИВЛ. В изолятор! Остальным быть готовыми в любую минуту.
Вытащившиеся из-за телевизора врача, потеряв былое облегчение, присущее им каждый раз, когда забота об их подопечных была переложена на чужие плечи, подгоняемые оставшемся у двери Павлом Анатольевичем, поплелись за аппаратурой.
– Не я же виноват, что вы их снова из изолятора утащили. – добавил им вслед главврач.
Павел Анатольевич быстрым шагом вернулся в изолятор и, встретив в коридоре охранника с подносом, развернул его в столовую. Возмущаясь бесцельным хождением, мужчина, не выражая возражения перед начальником, а только в сторону, потащился на третий этаж и, под впечатлением происходящих событий, проклял архитектора, спроектировавшего столовую не на первом этаже. Подперев дверь стулом так, чтобы она не закрывалась, и отодвинув стол к центру, тем самым освободив доступ аппаратуры к кровати, Павел Анатольевич проверил рефлексы Вячеслава Владимировича: при свете фонарика зрачки сужались медленно, на остальные воздействия реакции не последовало.