Три. Они, держась за лапы, дружно и даже будто синхронно пересекают автотрассу. Проезжая часть. Машины – это не убийцы, но одна из самых ужасных и непредсказуемых причин неожиданной гибели. Он долго, в самых различных аспектах, с настойчивостью, повторяет это ей. Кажется, Мира совсем не слышит его. Вроде бы, движение затихло. Можно перейти. Она рванула слишком быстро и вприпрыжку помчалась через дорогу, умудряясь при этом звать его, добавляя свой звонкий смех. – Стой! – Торонта напрягает все силы, пытаясь догнать ее. – Погоди! Осторожно! Можно стоять на середине! Не спеши! Стой!» Он продолжает кричать до хрипоты в голосе. Но все заканчивается благополучно: они добираются до пункта назначения, миновав еще несколько таких опасных переходов…
Он с рождения был мрачным скептиком, и окружающие вызывали в нем непереносимое раздражение, отзывающееся в нем постольку, поскольку долго он общался с собеседником. Но Мира была тем светлым и добрым лучиком надежды, неким маячком, сигналившим о том, что не все так уж плохо в этом бренном мире. А теперь этот луч погас, а его крылья, вдохновляющие на встречу каждого нового дня, сгорели…
***
Солнце дивно освещало
Крышу дома моего,
Вот лучи его потухли –
Нету в доме никого…
Но недаром говорят же
В этом мире мудрецы:
Встретив новый лик надежды,
Не отбросишь ты концы.
В темном затхлом подземелье
Проживу, быть может, век,
И умру, возможно, тут же,
Не открыв внезапно век.
Не сломить тебе, неволя,
Независимой души –
Жить могу и в шуме, и в покое,
В гармоничной, нужной мне тиши.
Лишь найти полоску света,
Чтоб горел он маяком –
И тогда тюрьма чужая
Станет вмиг как отчий дом.
Вдохновение от света
Духам нужно получать,
Чтоб могли парить по стенам
И спокойно выживать.
***
Он ходил, словно вымеряя каждый шаг, пристальным взглядом пронзая кирпичные стены. А там, за железными прутьями, все не смолкали шумные крики, поднятые грачами, недовольство коих выражалось по поводу найденного крупного пера, неизвестной птице принадлежащего. Торонта подошел ближе, начав разглядывать предмет столь живленной и кипучей дискуссии. Здесь он никогда бы не прогадал. Черное перо, обрамленное бархатными ворсинками, указывающими на густоту оперения, несвойственную щуплым грачам, могло принадлежать лишь одному персонажу, до боли в глазах знакомому и близкому Торонте.