Я пошел включил компьютер, залез к нему в почту (тоже открытая вкладка, сохраненный пароль – отец в своем репертуаре) и выяснил причину его плохого настроения. Оказывается, Кристина его бросила, потому что отец забыл ей сообщить о моем существовании. Она всё равно как-то узнала, уж не знаю как, решила, что отцу нужен от нее только секс, а не серьезные отношения, и высказала ему всё, что об этом думает. А думает она, что он урод бессовестный, бесчувственная тварь и много еще всего хорошего.
Мне бы надо было подлизаться к отцу, утешить его, а между делом предупредить, что позвонят из школы, но я на всё забил. Нашел офигительный канал на «Ютубе»: народ травит анекдоты, набив рот печеньками, – и залип. До тех пор, пока не зазвонил телефон и мой отец не взял трубку.
Это была Марта. Отец с ней поговорил, а потом заорал так, что у меня чуть все нейроны не перегорели:
– Са-а-а-а-а-альва-а-а-а-а-а-а!
– Папа, да я собирался рассказать, клянусь. Просто я увлекся – смотрел сейчас канал одного американского института, про генетику. Посмотри как-нибудь, он крутой. Что-то я думаю в науку податься. У нас же тут в Олимпийской деревне есть научный центр, очень хороший. И всё рядышком, не придется переезжать.
Я сыпал словами, будто из них можно было собрать дамбу и остановить надвигающуюся катастрофу. Не остановил, ясное дело.
– Хватит. Помолчи и послушай меня.
Отец выразился предельно ясно: отныне я лишался всех привилегий. Гулять нельзя, карманных денег мне не видать, интернет – только для уроков. Даже мобильник отобрал до следующего ледникового периода. Взамен отец выдал мне допотопную трубку, с которой можно только звонить и отправлять эсэмэс. Но ничто не задело меня так больно, как запрет видеться с дедушкой.
– Ну почему? – запротестовал я.
– Потому, что он тебе позволяет творить что угодно и дает деньги, не спросив меня, а ведь знает, что я против. И ему нравится, как ты издеваешься надо мной, над матерью и над учителями.
– Это супернесправедливо! У деда только я и есть на всём белом свете! – обиделся я.
Дед единственный меня не судил, не ругал ни за что и не грузил разговорами. Просто много всего интересного рассказывал и считал, что я обалденный внук – хоть и учусь через пень-колоду, и строю из себя придурка в школе, и вообще. А я дедом восхищался. Этого-то отец и не мог вынести – что я восхищаюсь не им, а дедом. А я по-другому не могу – то есть тогда не мог. Отца я тоже любил, но дед – это дед, а отец – всего лишь отец.