– По-моему, её собственное имя идёт ей больше, – сказал Тукай, стараясь ни на кого не смотреть.
– Да-да, ей-богу, так!
– Настоящее татарское имя!
– Очень красивое имя! – зашумели все вокруг, поддержав поэта.
Лицо Тукая оживилось, порозовело. Те из студентов, что были более бойки на язык, говорили и говорили, стараясь развеселить его. Скромные же радовались про себя этой встрече с поэтом. Наиболее чувствительные страдали, глядя на больного Тукая. А кто-то читал стихи:
Хоть юнцом с тобой расстался, преданный иной судьбе,
Заказанье, видишь, снова возвратился я к тебе.
Эти земли луговые, чувства издали маня,
Память мучая, вернули на родной простор меня
[9].
………………………………………………
Этот лес благоуханный шире моря, выше туч,
Словно войско Чингисхана, многошумен и могуч.
И вставала предо мною слава дедовских имён…
[10]Тукай чувствовал: эти юноши – настоящие татары, потому что татарская душа никогда не живёт без грусти и ностальгии. Они словно окутали Тукая своими тёплыми чувствами. Поэт был благодарен им. И в завершение знакомства ему захотелось сделать им подарок:
Люблю я вас. Душа моя вам рада,
Вы – нации надежда и отрада
[11].
* * *
Мысли все и днём и ночью о тебе, народ родной!
Я здоров, когда здоров ты, болен ты – и я больной.
Ты священен, уважаем, от тебя не откажусь,
Если даже все богатства мир положит предо мной
[12].
* * *
Так не склоняй же головы пред миром
низких – ты велик!
Пусть мир склонится пред тобой,
ты – царь и не ищи владык
[13].
На какие-то мгновения Тукая накрыло волной аплодисментов и восторженных восклицаний…
– Тукай-эфенди, мы приглашаем вас завтра на праздник «Белые цветы».
– Завтра с утра заедем за вами.
– Праздник организуется в помощь больным туберкулёзом.
– Там соберётся вся татарская молодёжь Петербурга.
Студенты, счастливые от встречи с Тукаем, попрощались и шумно покинули комнату. Поэт обещал им быть на празднике.
В комнате повисла тишина. Почему-то в голове крутились строки из стихотворения «Пора, вспоминаемая с грустью»:
Спишь спокойно, ну а если ночью ты проснёшься вдруг, –
Тишь… Рассвет ещё не скоро. Темнота стоит вокруг.
И тебя охватит жалость, и до утренней поры
Ты оплакиваешь участь и Тахира, и Зухры
[14].
…Поэт плакал.
Стыдно, ей-богу! Не на этого ли «ангела» жаловался он петербургским друзьям-журналистам Кариму Сагиту и Кабиру Бакиру? Мол, квартиру Мусы Бигиева, и без того тесную, заполонили курсистки… В действительности же и внутренне, и внешне поэт не в состоянии был принять то непомерное почитание, чрезмерное возвеличивание, которыми окружили его студенты.