– Что же ты дитё пугаешь? – нахмурился дед Мартя.
Наташке хорошо на коленях у деда, весело. А Зойку все дразнят и боятся. Церковная она. Ещё Райка-дурочка, тоже церковная. Все праздники и выходные сидит с матерью у ворот храма. Наталку она любит. За ручку схватит и к себе тянет, улыбается или очень сильно мотает головой, как только не откручивается. Волосы длинные, летают по кругу. Натка её не боится. Хоть и мала ещё, понимает, что надо её жалеть и по-хорошему разговаривать.
Наташа знает каждый уголок внутрицерковной ограды, каждую могилку святых, каждую травинку. Это её рай, её защита, её Родина. Бывают и шалости. Увидит в окно, как дьякон на службу спешит, постучит пальчиком в оконное стекло, да ещё и язык ему покажет. Он грозит в ответ, а ей весело.
Больше других Натка жалеет Кольку-дурачка. Зимой без обуви ходит по снегу, никогда ботинки не носит. Тоже церковный.
Батюшка с матушкой и их дети живут в соседнем доме. Огородами можно ходить друг к другу в гости. Особенная комната есть у них на втором этаже, вся в иконах. Пишет картины сам батюшка. Натка любит их рассматривать. Через огород – в калиточку и уже у поповских.
– Девочка, а девочка! Правда, что у Маши и Толи отец поп? – ребята в красных галстуках окружили Натку и допытывают.
– Нет! С чего вы это взяли? – уверенно отвечает Наташа.
Весёлые пионеры убежали. Наташка задумалась: правильно она сделала, что сказала неправду? «Не скажу никому».
Дверь со скрипом отворилась.
– Настя! Выходи за меня, я и отцу уже сказал про нас. Сколько можно вашу Варьку ждать? Может, она никогда замуж не пойдёт, а мы должны мучиться друг без друга. Я люблю тебя, мы будем вместе во веки веков. Хохотушечка ты моя, птичка певчая.
Свадьбу сыграли по осени, и молодые стали жить со свёкром. Ладили, несмотря, что сноха из бедной семьи. Только жить и радоваться, да арестовали Мартюшу, – и года не прожили. Никогда Настя не забудет, как бежала за санями, которые увозили милого на погибель. К ней, жене репрессированного, особое отношение. По ночам поднимают: иди брёвна разгружай. Всех прав лишили. Натерпелась Настя. Лет через восемь один эвакуированный стал за ней ухаживать. Позвал за собой, когда перевели его по бухгалтерской работе в Бель-Агач.
Андрей, комиссованный из армии, занимался бумагами, а Настя в конторе полы мыла, да и от другой работы не отказывалась. Вязала, шила для фронта, как и другие женщины. Постепенно в памяти стирались черты мужа. Письма получала только в первые годы разлуки. Как и не было вовсе никакого Мартемьяна, приснился будто он ей. Войну пережили. В Бель-Агаче голода не было. Тюря и арбузы – повседневная еда. Андрею пришёл вызов из родного Курска. Надо завершить все бумажные дела и собираться в дорогу. Как говорится, партия зовёт.