Ночь без сна. Ещё даже не рассвело – команда: «В атаку! Вперёд!»
Выскочив из окопов, побежали. Молча. До противника триста метров. Смертельных метров.
Атака была столь внезапной, стремительной и в полной тишине, что противник даже не успел открыть огонь.
Они бежали, бежали, бежали, и этот бег казался бесконечным.
Бегущие солдаты вокруг падали, теряя сознание просто от страха. Страха простых людей, которым никогда не приходилось вонзать штыки в человеческое тело, убивать и слышать предсмертные хрипы.
Людей, вдруг осознавших, что сейчас, в эту самую минуту, в этот миг, их самих могут пронзить вражеские штыки и пули и это будет всё, конец – смерть, страшная и мучительная.
А дальше с дедушкой случилось что-то странное. Необъяснимое.
Он абсолютно потерял ощущение реальности. Его подхватила и понесла вперёд неведомая сила, рождённая единственной целью – выжить и победить.
Победить во что бы то ни стало! Ибо он не помнил в деталях, что и как делал сам. Не помнил, кто и что делал с ним. Он стрелял, колол и бил прикладом в серую массу врагов, время от времени возникавших перед ним. Он абсолютно не помнил ни своих мыслей, ни своих чувств.
Скорее всего, было только одно всепоглощающее чувство – смесь ярости и страха, – которое сжало, спрессовало в ноль всё его мироощущение. Но, к счастью, не его волю.
Потому что, когда он пришёл в себя, всё уже закончилось, а он хотя и был ранен, но остался жив. Они победили, заняли позиции противника. Хоть больше трети его товарищей осталось в той земле навсегда.
А в почти расколотой доске, которую дедушка засунул под шинель, и в самой шинели насчитали двенадцать крупных дыр от ударов штыками и кинжалами.
Поэтому командиры, решив, что он расправился с двенадцатью врагами, представили его к высшей награде Российской империи – солдатскому Георгиевскому кресту, который он благополучно и получил.
Прошло семнадцать лет.
Тысяча девятьсот тридцать третий год сдавил удавкой голода Украину, Поволжье и другие районы Советского Союза. Не обошёл он и Полтавщину, где в то время проживали дедушка с семьёй: женой, дочкою и сыном.
В крошечной однокомнатной хатке в лёжку замерли дедушка и его дети: пятнадцатилетний сын и восемнадцатилетняя дочь.
В доме давно уже не было и крошки хлеба. Силы встать, двигаться тоже не было. Повернув голову, Марк-старший смотрел на умирающих детей, и слезинки одна за одной скатывались по его измождённому лицу.