В Херсоне Марк очутился впервые. Такой же зелёный, пыльный и жаркий южно-украинский город, но чуть поменьше Николаева.
Зайдя в прокуратуру, заглянул в кабинет, на двери которого висела табличка: «Начальник следственного отдела Верноруб», и, увидев пожилого, небольшого роста мужчину за печатной машинкой, спросил:
– Добрый день! Я адвокат из Николаева. Скажите, пожалуйста, кто ведёт дело по цыганам?
Следователь поднял голову, оторвав взгляд от машинки:
– Владимир Мудко.
– Что? – чуть не подпрыгнул Марк. – А вы не знаете, он случайно не Харьковский юридический окончил?
– Случайно Харьковский, – улыбнулся следователь.
– А где его кабинет? – спросил Марк, чувствуя, как у него каждая клеточка выбивает туш и пляшет от радости.
– По коридору налево.
– Благодарю! – кивнул Марк и поспешил дальше по коридору.
Вот и кабинет с табличкой: «Следователь по особо важным делам Мудко В. Г.».
Марк смотрел на новенькую табличку, а видел картинки своего недавнего прошлого, видел себя – студента, пришедшего из армии, и своего институтского товарища – широкоплечего брюнета с уже лысеющей крупной головой и глубоко посаженными серыми глазами – Володю Мудко.
Вспоминал…
Они учились в соседних группах, на лекциях сидели рядом, и все четыре года учёбы Володя представлял Марка своим другом.
Хотя, вообще-то, парень он был немного странный, и однокурсники его не любили. Большую часть времени он проводил в библиотеке, упорно изучая трактаты индийских философов, притом что юридические науки давались ему не очень.
Но это бы ещё ладно, а вот то, что он потом пытался изображать из себя человека необыкновенного и разглагольствовать о своих «глубоких» познаниях индийской философии в студенческом общежитии (когда надо и не надо), ничего, кроме насмешек, у ребят не вызывало. Сначала безобидных, а потом всё обиднее и обиднее. И это вошло в привычку.
Марку стало жаль Володю, и он не раз защищал его, как бы взяв под свою опеку. Постепенно насмешки в адрес Мудко поутихли. И тот не упускал возможности выразить свою признательность, называя Марка своим «единственным и лучшим другом».
Эта признательность возросла во сто крат, когда однажды он сломал ногу и не мог ходить. И Марк, высунув язык, оббегал чуть ли не весь Харьков, пока не нашёл ему костыли.
Он в течение двух месяцев ежедневно носил Володе еду в комнату, пока тот не смог двигаться самостоятельно. И конечно, после этого словами его благодарности можно было оклеить все стены их института.