– Хочешь сказать, ты знаешь истину?!
– Иногда. Как и любой человек, умеющий слушать себя. Если бы знала постоянно, я бы стала Буддой… Но мне кажется, ты думаешь, что истина – это информация? – художник промолчал, тогда девушка продолжила, – Чтобы было понятно, что я имею в виду, возьмем, например, философа и допустим, что он потратил много лет, на изучение массы текстов, символов и значений, но истина осталась так же непостижима, как и прежде. Он кричал в небо, я готов тебя принять, откройся и одари меня ясностью, и я передам ее остальным, но истина оставалась нема. И однажды, когда разочарование поиском переросло в принятие безысходного, наш философ просто шел через парк, бездумно шагая, взглянул на сиреневый куст и понял всё… Нет, не всё что хотел, а гораздо больше. Он одновременно парил среди звезд, плыл пестрой рыбкой вдоль океанического рифа, лежал каждой песчинкой в пустынных барханах и летел каплями дождя из разъярённых молниями туч. Вдруг, ему захотелось это записать, но истина немедленно ушла, оставив философу только тени и полутона. Истина не любит, когда ей хотят завладеть, она не любит пошлых гуру, она не нуждается в популярности, рекламе и распространении, она приходит к каждому в отдельности. Где нет ума, там есть истина, где есть ум там только информация. А когда наш философ наконец понимает, что истина временами приходит к каждому и его стремление – это всего лишь тщеславное желание знать больше других, он снимает свою ученую шапочку и начинает просто жить, ведь жизнь и есть самая понятная человеку формула истины…А если сказать не так романтично, то истина открывается тому, кто совпадает с ней ритмически.»
Следующая запись содержала монолог сильно пьяного искусствоведа, как реакцию на вопрос не менее пьяной массажистки, «…что же такое искусство!?»
«По здравому разумению, изначально, искусство – это подражание природе и чем копия ближе к подлиннику, тем более – это искусство. Проще сказать, пейзаж, отображенный не только с близкой к фотографической точности, но и перенесший настроение природы, царящее в часы написания полотна, это можно считать искусством. Кстати, это прекрасно проверяется разницей между оригинальным полотном и его фотографией. И пускай фотография будет сделана самым лучшим сверхчувствительным оборудованием она никогда не сможет даже приблизительно передать психоэмоциональную силу настоящей живописи. Все эти книги, альбомы, буклеты с картинами великих мастеров – это просто реклама, приглашение исследовать оригинал и не более того. Они никогда не сумеют хотя бы приблизительно дать прикоснуться смотрящему к энергетике подлинников.