В глуши, в потемках,
В черной гуще,
Где стон не слышен,
А дыханье – будто бы оркестр…
Жила одна —
Без зависти, но с грустью —
Мадам, носившая зеленый мех.
Не то чтоб искренне красива,
Хотя недурно сложена была,
Она внутри себя хранила
Остатки сказок, читанных маман.
Мечтала быть морей царицей,
Сжирать сердца мужские, не спросив имен,
Растить детей и лестницу десницей
Раскинуть вверх к богам-царям.
Но подзастряла…
Было дело:
Уж имена мужей пропела
И, даже зная наизусть…
Как лестницу сложить,
И как детей назвать,
И сколько будет… их,
Вдруг передумала сама:
Закрыла книгу, что читала с детства,
Легла в кровать,
Накинула манто,
Зажгла свечу
И распечатала винцо.
И что тут скажешь?..
Если в общем,
Застряла в сумраке ночном…
Где лестницы, увы, не сыщешь —
Мужья не видят, а значит, не идут,
И старость с немощью на «вычесть»
С мадам сложения ведут:
«Мне жаль ее?» —
«Да… право… неумеха…
Могла б!..» —
«Могла бы что?..»
…Хотелось руку б дать,
Накрыть ее собой и пожалеть…
Лишь прикоснувшись к ней за ухом,
…ладонью теплой отогреть…
Шепнуть: «Иди… не бойся!
Не рви сердец,
А руку лучше протяни.
Нащупай лестницы кусочек
И как-нибудь ее уж собери.
Пусть будет больно…
А местами даже жутко,
Зажмурь глаза
И имя Бога сердцем простучи.
Схватись за веру, что окутана мечтою,
И к небесам скорее обратись!»