Который сейчас час? – подумал Кирман и ответил себе: восемнадцать часов три минуты местного времени. Часы на запястье все еще показывали время восточного побережья. Что-то опять изменилось в его мозгу, и он понял, что не один здесь. Где-то неподалеку расположились в пещере мужчина и женщина. Им было хорошо вдвоем, но наступал вечер, и пора было возвращаться в Карсон-Сити.
Нужно уходить и мне, подумал Кирман. Нет, еще рано. Я не разобрался в себе. В том, что могу, а чего – нет. Сейчас это самое важное. Прежде, чем начинать новую жизнь в этом мире, нужно понять себя.
Кирман начал инвентаризацию памяти; делал он это методично, все глубже уходя в прошлое.
На поверхности лежало последнее воспоминание – гонка по утреннему шоссе, а чуть раньше был разговор с Уолтоном, казавшийся сейчас бессмысленным, потому что убедить друга Кирману не удалось… Назад. Побег из клиники. Боль. Еще раньше – мучительный перелет с базы Шеррард. Бет у трапа. Ее глаза. Единственный надежный человек. Никогда прежде – до встречи с Бет – Кирман не думал, что способен так полюбить. Лиз была эпизодом – долгим, мучительным, часто сладостным, но эпизодом. Бет стала самой жизнью.
Хорошо, подумал Кирман. Ничто из моих чувств к Бет не исчезло. Ничто. Значит, я прежний. Хотя бы в этом – прежний.
Эще раньше. Эксперименты, эксперименты, эксперименты. Почти пять лет. Военные называли это генетической бомбой, а он – управляемым онкогенезом.
Осторожно, опасаясь все же натолкнуться на стену, он начал вспоминать профессиональное: методику ограничений (рестрикции) онкогенной ДНК, методику, которую сам разработал и не опубликовал. (Изредка он посылал в «Nature» и другие журналы статьи, не имевшие отношения к его истинной деятельности, – имя Кирмана не должно было исчезнуть полностью со страниц научных журналов, ведь Кирман оставался всемирно известным ученым. Он говорил о себе: «Известный в пределах базы учены с мировым именем Дик». ) Кирману удалось выделить онковирус, а затем и антивирус, это было обещающим началом работ над генетической бомбой, но до промышленного производства было еще далеко. Кирман делал все, что мог, отрабатывая деньги, которые получал, и в этом смысле совесть его была чиста. Но работал он, в сущности, над совершенно иной проблемой, лишь прикрывая свою деятельность ссылками на генетическую бомбу.