– Готово? – дрогнув, спросил я, увидев в её руках листки. Вообще-то я всегда легко и быстро воспламенялся, увлекаясь красивыми девушками, поэтому ничего необычного в моей реакции не было, меня лишь порадовало, что я снова испытываю это. С годами я понял, что эмоции – самое лучшее, самое дорогое, что нам дано переживать.
Она кивнула, что уже невежливо, профессору надо отвечать словами, а не жестами.
– Время ещё есть, – сказал я, сердясь про себя.
Тогда она заговорила:
– Я закончила. Подправляя и улучшая можно всё загубить. Это же не настоящий портрет, лишь несколько набросков. Чтобы сделать настоящий, надо познакомиться ближе… – сказала она негромко, высоким, немного сухим, как и её губы, голосом, будто у неё горло болит, или температура.
Портрет… Что?!.. Чей портрет?! Так эта длинноногая нахалка…
Она положила передо мной четыре наброска… «Т.Олейник»… ну, это я вам доложу… такого я точно я не ожидал.
Я должен был теперь собраться с мыслями, потому что оказался неожиданно удивлён и растерян, и даже не знал, что мне сейчас думать об этой девушке, о её работах, о себе, что был давно уже взрослым и уверенным в себе человеком, именитым, уважаемым и недоступным. Я опустил глаза, с трудом оторвавшись от её лица. Наброски… хороши?..
Они не хороши. Они изумительны. Я никогда не думал, что Олейник, кем бы он и каким талантливым ни оказался, сделает так. Четыре наброска, угольный карандаш, акварель, масло, и пастель… И везде я. Я с усмешкой у мудрых и хитроватых, проницательных глаз, я – длинноносый, склонившийся над книгой и светящимся умным лбом, я, подпирающий щёку кулаком, устремив взгляд куда-то в дали своих мыслей, и я с нахальной, даже похотливой ухмылкой, каким, вероятно, был, когда оглядывал её талию и ноги, видные из-под коротенькой джинсовой юбки, они все сейчас носят такие…
– Так вы… – проговорил я, думая, как бы выкрутиться и не выглядеть идиотом. – Так вы Олейник, стало быть?
– Да. Таня Олейник. Татьяна, то есть.
Кое-кто ещё подошёл к столу со своими работами, но держали в руках, не отдавая, чтобы посмотреть на Танины. Я незаметно положил эскиз с наглым взглядом под низ, чтобы никто его не увидел. Ребята смотрели на рисунки, и на Таню, и не решались сдавать работы, и мне легко их понять, вряд ли кто-то сделал лучше или хотя бы приблизительно как она. Но напряжение момента разрушил нордический красавец Лиргамир, сказав, выглядывая из-за головы низенькой девушки.