Полицейские сели по сторонам от меня. Боятся, что сбегу? Но я не собирался этого делать. Только в кино или в криминальных романах преступник убегает от слуг закона и долго скрывается, пока сыщики вновь не выйдут на его след. Мне же некуда было идти.
Старший наряда – усталый, мрачный мужчина с погонами сержанта ткнул меня пистолетом в бок:
– Счастье твое, что сейчас не Средневековье. Иначе я бы вытянул из тебя жилы! С превеликим удовольствием. Тебе же нравится убивать, да?
Я не стал читать ему лекцию о нравах былых времен. О том, что феодал мог запросто погреть ноги в распоротом животе любой крестьянской девушки, а уж право первой ночи и вовсе не обсуждалось. Я просто ответил:
– Нет.
– Что ты сказал? – вытаращился полисмен.
– Убийство не доставляет мне удовольствия. Где вы видели могильщика, которому нравится ковырять мерзлую землю?
Сержант убрал пистолет, откашлялся и коротко приказал:
– В управление!
Машина покатила по улицам города. Огни домов прощально проплывали за стеклом, забранным стальной решеткой. Для меня начиналась длинная череда допросов, следственных экспериментов и судебных заседаний.
***
Адвоката я запомнил хорошо. Его звали Солли Левин и этот грузный мужчина, вопреки принятому у коллег дресс-коду, носил нелепую красную рубашку и джинсы. Правда, на слушания он всегда приходил в дорогом костюме.
Каверзные вопросы адвоката ставили меня в тупик. Однажды, наедине, он спросил, почему я убивал свои жертвы только из пистолета и никогда не использовал нож или дубинку.
– Не знаю, – честно ответил я. – Просто пистолет мне попался на войне. Случайность?
Солли пронзил меня острым, как стилет, взглядом светлых лучистых глаз:
– Это ложь. Твоя душа закрыта. Распахни ее и ты найдешь ответы, о которых и сам не подозревал.
Я честно попробовал покопаться в себе, потом неуверенно произнес:
– Может быть, потому что для ножа нужен близкий, личный, если можно так выразиться, контакт? Пистолет же… это как бы и не я вовсе. Достаточно всего лишь нажать на спусковой крючок, остальное сделает пуля. Когда я на войне отложил камеру и взялся за пулемет, меня не мучила совесть. Но смог бы я пронзить врага кинжалом? Сомневаюсь.
– Именно этого ответа я и ждал. Значит, ты не так безнадежен, как думают о тебе другие. Даже несмотря на то, что ты убил двенадцать девушек.