Аккурат, на ноябрьские праздники Мария вышла на порог роддома неся неуклюже в охапке свёрток, состоящий из одеяла, замотанного красной ленточкой, и маленькой девочки.
Ребёнок спал, умаявшись от сборов в новую жизнь.
– Нелли, – гордо сообщала Мария соседкам по послеродовой палате, когда те еë спрашивали об имени дочурки, – я всегда хотела, чтобы меня звали Нелли, вот, теперь у девочки будет красивое имя.
Товарки переглядывались, пожимали плечами, и, отворачиваясь, глумливо хмыкали в кулаки.
И только одна из них, та что третий раз пришла в роддом, чтобы оставить очередной приплод на попечение государству, не стесняясь, выдала.
– Нелькой твоя бл*дь будет! Страшная такая, – бабища передёрнулась, скривилась, – брось ты еë здесь. Ничего тебе за это не будет. Вона, она и титьку твою выплёвывает, оторва. Брось, пока не поздно.
Но Мария не слушала дуру, и молча любовалась своей Нелли.
Нелька, и правда, уродилась неказистой. Тощей, длинной, желтушно-коричневой кожи. И, вдобавок, под гривой длинных, до плеч, волос, торчали два лопуха огромных ушей. А губы у Нельки были пухлые, толстые, рот был по-лягушачьи растянут от уха до уха. Глазки-пуговки спрятались за переносицей большого, на пол лица, картофельного носа.
И, всë равно, краше Нелли для Марии никого не было.
Молоко, на которое надеялась Мария, не захотело приходить в еë опавшую грудь. И Нелька получала свою пайку на молочной кухне, как "исскуственничек".
Вот и все изменения, что случились с Марией.
В еë жизнь пришла Нелька, а всë остальное – пьянки-гулянки, мужики, ненавистная работа… всë осталось при ней.
Правда, с годами, мужики были всë реже и реже.
Они приходили к Марии выпить и поспать, а колени свои перестали ей предлагать, масляно обмазывая глазёнками переросшую Нельку.
Да, именно переросшую.
К своим пятнадцати годам Нелька вымахала в тощую нескладную жердину под метр восемьдесят ростом.
И была такая вся, как деревянная кукла на шарнирах. Худющие руки и ноги еë утолщались в локтях и коленях, плечи и ключицы выпирали дуговыми костьми, а голова болталась на тонкой шее вечно неприбранным шаром.
Волосы Нельки длинными соплями свисали вдоль лопухов-ушей, нос изросся и стал курносым, чуть ли не ноздрями в небо, а глаза, маленькие и безбровые, так и ошивались возле переносицы.
Но губы…