Загида, не зажигая огня, расположилась возле окна. При свете электрических ламп, подвешенных на ветвях деревьев, ей всё было хорошо видно. Удобно устроившись, она продолжала наблюдение. Ей почему-то было очень интересно знать об этой семье всё. Казалось, из разговоров незнакомых людей ей откроется нечто очень важное, совершенно необходимое ей в жизни, и она не отходила от окна ни на шаг. Но в саду звучали лишь приглушённые голоса, словно беседующие договорились что-то утаить от Загиды. Опустевшие чашки между тем наполнялись вновь и вновь.
Вот подросток сбегал в дом и вынес гитару. Отец стал наигрывать мелодию, незнакомую Загиде. При повторе гости подхватили её. Песня не была похожа ни на турецкую, ни на французскую. Загида вся обратилась в слух, силясь понять, о чём поют, но до неё доносились лишь отдельные искажённые турецкие слова.
Дети хором пели припев. Получалось довольно стройно и мило. Бей заиграл другую мелодию. Хозяйка с гостьей исполнили её дуэтом. Зазвучала плясовая. Две девочки и два мальчика приготовились плясать. Взрослые стали хлопать в ладоши и петь: «Бас, кызым[13], Апипа…». Гитара прибавила темп. Куплеты в исполнении певцов тоже зазвучали споро.
Загиде удалось запомнить лишь несколько слов. Маленький мальчик продекламировал стихи. Взрослые хлопали в ладоши, говоря: «Машалла! Молодец!». Потом дети пели вместе, построившись, как на сцене. Наконец инженер-эфенде сам исполнил протяжную и сложную для исполнения песню. Голос его дрожал от волнения, и душа, казалось, обливается слезами. Он пел с большим чувством, и песня его летела далеко-далеко. Загида не могла знать, что в синей дали поднимаются родные его Уральские горы, широко разлились воды великой Идели. Он словно хотел, чтобы голос его услышали мать и отец, весь его далёкий край. Помолчав, словно ожидая ответного отзвука с родины, инженер запел другую столь же протяжную песню. Гости слушали его с великим волнением.
Песня, от которой сжималось сердце и навёртывались на глаза слёзы, погрузила Загиду в печаль. Ей хотелось запомнить хотя бы небольшой фрагмент этой необыкновенной мелодии, однако, кроме слов «кара урман, кара урман», она ничего не могла запомнить – ни одной ноты, ни единого слова!
Загида почувствовала усталость от избытка впечатлений сегодняшнего дня, но не могла найти силы, чтобы оторвать себя от кресла, переключить внимание на что-то другое.