Ася, доброй души человек, решила утихомирить разбушевавшегося дружка. Влад о чём-то разглагольствовал перед кучкой любопытных, утверждая, что ищет ту единственную, настоящую, с которой мог бы остаться на всю жизнь. Поэтому он будет укладывать в койку всех тех наивных дурочек, которые ищут его внимания.
Быстрым движением она протянула к нему руку, залепив ему пощёчину, затем рывком отдёрнула; и взглянула на него; её щёки залились румянцем, когда она поняла, что сделала.... Она и словом-то боялась обидеть, а уж ударить....
Влад был неотразим: надетая навыпуск рубашка расстегнута на груди, тёмные волосы разлохматились, несколько непослушных пядей упали на лоб. Ася не отрываясь смотрела ему в глаза.
Она отдала своё сердце этому дерзкому красивому парню, а он его разбил….
В голове была полна неразбериха. Последние слова Влада вообще привели её в ужас.
Её блестящие глаза мгновение следили за его лицом и потом блеснули в мерцающем свете, как две льдинки, чёрные брови озабоченно сдвинулись; брезгливо и капризно оттопыренная нижняя губа выражала глубокое отвращение:
– Ты так легко осуществлял свои замыслы, что был уверен в лёгкой победе, а здесь натолкнулся на препятствие. Не удалось меня, как и тех дурочек уложить в постель! – она сконфуженно замолчала и закрыла пылающее лицо руками.
Затем, дрожа от волнения, смело вскинула тёмно-сапфировые глаза, полные слёз и боли, и произнесла:
– То, что ты делаешь – подлость. Самая настоящая. Другого названия происшедшему нет. Но самое страшное – равнодушие, с которым ты об этом говоришь. Нежелание понять и почувствовать. Что кому-то причиняешь боль, неумение жалеть. Из-за равнодушия и чёрствости в любой момент может произойти новая случайность – тоже жестокая и некрасивая, потому, что подлость никогда не возникает из ничего.
Грудь её вздымалась от рыданий, слёзы падали на бледные щёки, глаза её тревожно и пугливо блуждали по комнате. Росла обида, как паутина.
Им овладело неодолимое желание прикоснуться к ней нежно и ласково, но вместо этого он резко выкинул вперёд руку, и железными тисками сжал горло девушки.
Избалованный лёгкими успехами в своих амурных делах, он никак не мог объяснить себе эту неудачу.
Девушка застыла, окаменев, глаза расширились, рот приоткрылся, в горле пересохло – ни пошевелиться, ни крикнуть она не могла.