– Мне кажется, его тоже надо занести в список подозреваемых.
– Что-что?
Клевцов оглянулся на приоткрытую дверь. В коридоре раздавались шаги, кто-то бродил по нему, но не рядом со столовой. На всякий случай корреспондент новостей понизил голос.
– Он был на ГТРК в восемь или даже раньше.
– У соседей?
– Да.
– Зачем?
– Неизвестно. От их корпуса до нас меньше пяти минут пешком. Если со двора подобраться, никакая баба Зина не увидит.
В глазах у Элеоноры замаячило нечто вроде любопытства.
– Продолжай.
– С техникой Ветров на «ты», переключил бы всё легко, – развивал свою мысль Дима. – Одного не пойму: караулил он Ярика, что ли?
– Такое «одно» ломает всю твою гипотезу, – возразила Элеонора.
– Ничего не ломает. Вдруг у него сообщник был?
– Ну, это уже точно кино. Скажи еще, Малявкина с умыслом напоили.
– Такого не скажу, – сдал назад Дима. – Юра с Ричардом без всякого умысла причащаются и другим наливают. Иначе, мол, вдохновения не будет, муза не посетит… Стоп! А, может, импровизация?
– Какая импровизация?
– Со стороны Ветрова. Он человек порывистый, резкий. Забежал проверить, как служба несется, или просто пользуясь случаем. Увидел пустую аппаратную и – готово.
– Ты всё-таки не увлекайся, – не вполне твердо сказала Элеонора. – Одно дело проверка, а другое… Для чего Ветров стал бы такую бучу наводить?
– Могу только предположить в общих чертах, – ответил Дима.
– Предположи.
Клевцов наклонился ближе к ней.
– Допустим, он ведет свою игру, неизвестную нам и шефу. Возможно, хотел создать проблему и потом решить ее на «ура», чтобы показать свою нужность. Или загнать канал в тупик, чтобы на Андрея Константиновича могли давить.
– Кто?
– Не знаю. Но куда он в последнее время срывается посреди рабочего дня? Раньше ведь не было такого.
Дверь в едальню предательски заскрипела. Дима инстинктивно отпрянул от Элеоноры.
– Опа, еще одна пара голубков!
Юра Зайцев, переступивший порог, благоухал тройным одеколоном и смотрелся в двубортном малиновом пиджаке как персонаж анекдотов о «новых русских». Был он тщательно, до последнего волоска на подбородке выбрит, с чисто вымытой головой, в его раскосых глазах плясали черти.
– Вы не тушуйтесь, я никому не скажу, – посулил он. – Оля с Геной целуются во все места… то есть, во всех местах, а остальным нельзя, что ли?
Элеонора поморщилась.