Уильям молча слушал её. Они оказались возле ровных рядов деревьев, которые чернели на фоне алого солнца. В воздухе витал аппетитный запах жаркого, смешиваясь с ароматом свежескошенной травы. Агнесса остановилась и робко провела рукой по ветвям. Задумчиво коснулась маленьких яблок. Когда она подняла голову, то её подбородок дрожал.
– Моя жизнь была ужасной, – в глазах Агнессы стояли слёзы. – Он скандалил, рвал мои платья, и в эти мгновения мне казалось, что он терял разум. А обретал он его только в вине. За эти годы Жерар исхудал так, что стал похож на щепку. Что-то тёмное владело им. Что-то страшное… И оно губило его! Он напивался до беспамятства, и слуги тащили его в комнату. Мне приходилось спать на женской половине замка, вместе с моими служанками. Если бы ты слышал, как он кричал… Я понимала, что отец выдал меня замуж за чудовище. Я писала ему письма, но мать говорила, что он их сжигал не читая. Значит, он знал, каков Жерар на самом деле! Отец делал вид, что я перестала существовать для него после свадьбы. Он словно отрёкся от меня. Я оказалась никому не нужна.
По округлым щекам Агнессы безостановочно катились слёзы. Она громко шмыгала носом, словно превратившись из графини в молодую девушку накануне своей свадьбы. Уильям понимал, что ей нужно выговориться и не выпускал её руки из своих ладоней. Он мог только представить, насколько несчастной была в браке его бывшая невеста. Ему было жаль её, но жалость – это не то чувство, которое ему хотелось бы испытывать. Она стояла напротив него, съёжившись. Выбившиеся из-под чепца пряди волос прилипали к мокрым щекам. Взгляд блуждал, не в силах сфокусироваться на чём-то одном. Казалось, что ещё немного, и Агнесса лишится чувств.
– А мой бедный сынок, – в её голосе Уильям слышал горечь, – лишился рассудка так же, как и его отец. Он показывал мне свою руку и говорил, что на пальцах у него живут человечки, представляешь? Каждому пальчику дал своё имя… И никогда не выходил играть с другими детьми. Они начали обзывать его. Бросались камнями. А у него игрушка была такая… деревянная лошадка, у которой отломалась одна нога. Он не расставался с ней ни днём ни ночью… И эти глупые дети забрали её и разломали на мелкие кусочки. Как он кричал! Он сидел в пыли на дороге и кричал. Я не могла его успокоить… И чувствовала, что им владеет то тёмное и страшное, что было в моём муже, царствие ему небесное.