Если рассматривать только этих авторов и только произведения, относящиеся к научно-фантастическому направлению, то количество новых идей и количество сбывшихся предвидений окажутся аномально высокими – во всяком случае, далеко выходящими за пределы случайных совпадений. На эту тему немало написано, статистика достаточна для того, чтобы сделать определенный вывод. Вывод этот был сделан Генрихом Альтовым еще тридцать лет назад: если автор-фантаст ставит себе целью написать прогностическое произведение, то цели своей он обычно достигает. 90% сбывшихся проектов Жюля Верна, столько же, если не больше, – Уэллса и Беляева, да и у самого Альтова более чем достаточно сбывшихся прогнозов или таких идей, которые были антинаучными в момент публикации произведения, но перестали быть таковыми по прошествии лет, когда наука дошла, наконец, до того рубежа, который был ранее обозначен в произведении фантаста.
* * *
Множество новых научно-фантастических идей, значительно опередивших свое время, можно найти в произведениях замечательного польского писателя Станислава Лема. Особенно продуктивными были для Лема шестидесятые годы, когда из печати вышли «Магелланово облако», «Возвращение со звезд», «Солярис», множество рассказов и, конечно, «Сумма технологии».
К счастью, пан Станислав жив и может сам проследить, как и почему входили в жизнь его идеи – например, идея компьютерного «фантомата», виртуальной реальности, о которой в шестидесятые годы даже и не думали специалисты по кибернетике.
Недавно впервые на русском языке вышли книги Станислава Лема «Диалоги» и «Мегабитовая бомба». Это не фантастика, это сборники эссе, статей, интервью. Большая часть материалов появилась в польской периодической печати в середине девяностых годов прошлого века, но есть и статьи новые, датированные 2002 и 2003 годами. Прожив тридцать-сорок лет после публикации сочинений, создавших ему имя в мире научной фантастики, Лем мог «остановиться, оглянуться» и здраво оценить и то, что произошло за эти годы с человеческой цивилизацией, с культурой, с той ее частью, что называется научной фантастикой, и, естественно, с той частью научной фантастики, развитие которой прямо зависело от его, пана Станислава, личного вклада.
Эволюция взглядов Станислава Лема показалась мне настолько удивительной для писателя-фантаста и философа, что возникло желание поспорить, доказать автору, что он не прав. Я понимаю, что вряд ли состоится (во всяком случае, в этом мире) наша личная встреча, и потому мне не остается ничего иного, как поговорить со Станиславом Лемом в той форме, в какой он сам порой отвечал своим оппонентам.