Серым клеточкам потребовался отдых, и во второй половине дня я заставил себя переключиться на иной вид деятельности – историю. Получив неожиданную пищу в виде дневников Моше Дантора, репатрианта, приехавшего в Палестину из Берлина в 1934 году, мои серые клеточки трудились до вечера, а потом пришла с работы Рина, и мне пришлось тащиться на скучнейший ужин к родственникам. Серые клеточки потащились со мной и весь вечер донимали неожиданными догадками, не имевшими никакого отношения к содержанию застольной беседы.
Беседа лишь раз коснулась трагедии в Герцлии, и неожиданно для меня все пришли к единодушному выводу о том, что Гольдфарба убил, конечно, один из его бывших пациентов, которому хирург в свое время то ли что-то не то пришил, то ли что-то лишнее вырезал.
На мои робкие возражения (не было в блистательной карьере хирурга Гольдфарба таких трагических срывов, тем более – в последнее время!) родственники не обратили внимания – нормальная реакция людей, для которых собственная версия, как бы она ни была абсурдна, является единственно правильной…
***
Мобильник зазвонил в шесть утра.
– Если это Роман, – сказала жена сквозь сон, – передай: пусть больше не появляется в этой квартире.
Я так и сказал.
– Ну и хорошо, – мирно отозвался комиссар. – Значит, поеду без тебя.
– Куда? – немедленно спросил я, поняв, что перегнул палку.
– Видишь ли, Павел, – сказал Роман, – я получил разрешение на твой допуск к некоторым следственным действиям. В виде исключения – в качестве независимого эксперта. Но если ты предпочитаешь спать…
– Я предпочитаю ехать, – перебил я и отправился одеваться.
– Кто-то утверждал, – сказала Рина, поворачиваясь ко мне спиной, – что история не любит торопливых.
Я не стал оправдываться: что можно доказать человеку, серые клеточки которого спят крепким сном?
***
– Ты поставил мою семью на грань развода, – заявил я Роману, когда он вывел машину со стоянки. – Но я на этот риск пошел, потому что понимаю: полиция не может обойтись без историка.
– Приступы мании величия у тебя случаются только ранним утром? – осведомился Роман. – И куда мне ехать – на объект или в психушку?
– На объект, – сказал я. – Что, собственно, произошло?
– Нашли картины, – сказал Роман. – В полной сохранности.
– Жаль, – вырвалось у меня, и Роман недоуменно поднял брови. – То есть я хотел сказать, что, если дело закончилось, это, конечно, хорошо, но тогда зачем ты выволок меня из постели? Я-то думал, что мне будет над чем поломать голову.