>4 И рабства пыль слетела с ней.
>5 От лиры искры побежали
>6 И вседробящею струей,
>7 Как пламень Божий, ниспадали
>8 На чела бледные царей.
>9 Счастлив, кто гласом твердым, смелым,
>10 Забыв их сан, [забыв] их трон,
>11 Вещать тиранам закоснелым
>12 Святые истины рожден!
>13 И ты великим сим уделом,
>14 О, муз питомец, награжден!
>15 Воспой и силой сладкогласья
>16 Разнежь, растрогай, преврати
>17 Друзей холодных самовластья
>18 В друзей добра и красоты!
>19 Но граждан не смущай покою
>20 И блеска не мрачи венца,
>21 Певец! Под царскою парчою
>22 Своей волшебною струною
>23 Смягчай, а не тревожь сердца!
Это чтение, установленное Г. И. Чулковым, который в первый и в последний раз подверг филологической критике список ОСП из архива С. Д. Полторацкого (Тютчев 1933–1934 I: 104, 282–284; см. I. § 6), представляется наиболее приближенным к подлинному тексту или записи, сделанной со слов автора. Решительное возражение вызывает лишь название «К оде Пушкина на Вольность», воспроизведенное Чулковым по тексту первой публикации (Некрасова 1887: 129; см. I. § 2), несмотря на отсутствие каких-либо данных в пользу его аутентичности[2]. Между тем именно это название без колебаний было принято в эдиционной практике (Тютчев 1939: 29–30; Тютчев 1957: 65;
Тютчев 1966 II: 26; Тютчев 1987: 55–56; Тютчев 2002–2004 I: 286–287), в исследовательской литературе, а также библиографических справочниках (см.: Брандт 1911: 156–157; Королева, Николаев 1978: 21).
Здесь важно напомнить, что история рукописного бытования лирики знает много случаев, когда переписчик по собственному разумению восполнял отсутствовавшее в тексте заглавие или переменял авторское[3]. В дальнейшем целый ряд произвольных конъектур – ввиду присущей им объяснительной функции – перешел на страницы научных изданий, причем иногда даже без сопровождения угловыми скобками. На материале пушкинских текстов эта проблема, которую в самом общем виде поставил М. Л. Гофман (см.: Гофман М. 1922: 84–85; ср.: Винокур 1927: 42–43), получила практическое разрешение в работе Б. В. Томашевского; используя введенную им терминологию (Томашевский 1922: 174), мы полагаем, что именно таким образом условное название «К оде Пушкина на Вольность» обрело статус авторского заглавия.
С этой посылкой отчасти согласился К. В. Пигарев, едва ли не лучший знаток тютчевского наследия; тем не менее он канонизировал «[н]есколько странное» название, «дошедшее на нас» в списке, лишь на том основании, что оно «довольно точно соответствует содержанию тютчевских стихов» (Пигарев 1962: 28). Не касаясь сейчас сомнительного тезиса о «соответствии» (см. III. § 6), отметим несостоятельность подобного подхода к решению текстологического вопроса