, к обычной, «предупредительной», цензуре надстраивалась «взыскательная или карательная, подвергавшая своему рассмотрению только уже напечатанное» и получившая право именем государя строжайше взыскивать – как с авторов, так и с обычных цензоров – за все, что «признавалось предосудительным или противным видам правительства» (PC. 1900. № 3: 573)
[18]. Одним из первых попал в передрягу благонамеренный «Москвитянин». 1 декабря 1848 года, в тот самый день, когда Вельтман призывал своего петербургского приятеля Владимира Даля не роптать на цензуру, осуществляющую «карантинные меры против нравственных эпидемий» (Даль-Вельтман 1976: 529), Александр Никитенко описал в дневнике историю высочайшего нарекания, объявленного Далю за опубликованный в «Москвитянине» (1848. № 10) рассказ «Ворожейка» (см.: Никитенко I: 312–313); выговор, и тоже «по высочайшему повелению», через десять дней получил цензор журнала Василий Пешков (см.: Даль-Погодин 1993: 382–383).
В этой связи оговорка мемуариста о ненадежности публикуемого «списка» может выглядеть как намек для искушенных читателей, и, по-видимому, сам Горчаков, некогда взявшийся сглаживать пушкинский стих[19], обработал фрагмент ОСП для прохождения через цензуру. Стоит также заметить, что третья часть мемуаров Горчакова готовилась к печати в атмосфере усугубляющегося разлада между соредакторами «Москвитянина»: 5 февраля 1850 года Погодин «[п]олучил письмо от Вельтмана: лучше разойтись вместо споров», 9 февраля он записал в дневнике об «ультиматуме Вельтману» (Барсуков XI: 52), а спустя три недели, 3 марта, издатель «Москвитянина» уже согласовал предварительные «условия» с Александром Островским и Львом Меем, приглашенными на смену Вельтману (см.: Письма к Островскому 1932: 418; Лакшин 1982: 135–136)[20].
4 марта Погодин просил Островского срочно прислать рукопись «Банкрута» для набора в мартовской (№ 6) книжке (Письма к Островскому 1932: 419), и в тот же день в его дневнике сделана запись, которая, возможно, имела какое-то касательство к процессу редактирования «Выдержек из дневника моих воспоминаний…», появившихся в следующей книжке (цензурное разрешение – 31 марта): «Новая досада от Горчакова, который несет другое, чем Вельтман. Чорт их разберет. А мне просто мочи нет» (Барсуков XI: 52).