Старшая дочка Надюша, по настоянию товарища отца и своего крестного, члена месткома на шахте, в 1938 году по комсомольской путевке уехала в Забайкальский город Петровск. Там разворачивалась грандиозная стройка металлургического комбината. Наде очень хотелось поехать, ведь это перемены в жизни, новые люди, знакомства, да и вообще это, в конце концов, комсомольская стройка. Как она, вечно выступающая на собраниях, борющаяся за правду, пользующаяся заслуженным авторитетом среди товарищей, вдруг останется прозябать и со стороны наблюдать, как вершатся славные дела. Нет уж, извините, Надя не такая!
И действительно, она была не такая. Девочка росла настоящим лидером. Она верховодила в любой компании, за словом в карман не лезла и при случае могла так осадить, что даже взрослые, пощелкивая языком, предпочитали с ней не связываться. Но это касалось принципиальных вопросов, а в жизни Надя была очень весёлой и задорной девушкой, она умела притягивать к себе людей, вокруг неё всегда вилась стайка молодежи. Не было такого понятия, что она водится только с девчонками, нет – рядом с ней и мальчишки себя чувствовали просто и уверенно, царил какой-то товарищеский дух. Парням и в голову не приходило грубить или уж тем более пошлить, к девчонкам относились уважительно. И за эти порядок и гармонию благодарили Надю, которая, как настоящая хозяйка, сверху наблюдала за всеми и регулировала отношения. За эти поистине лидерские качества её любили, уважали и доверяли ей.
Конечно же её решение уехать у многих вызвало настоящий шок. Как же так? Что же теперь будет? Кто будет собирать комсомольские активы, проводить бесчисленные мероприятия, выступать на собраниях? Ведь за этим всем стояла Надя. Красивая, умная и веселая девчонка, которая, если что, спуску не даст никому. Одним словом, настоящая донская казачка.
– Ох ты, боже праведный, что ж это делается? Отец, ну хоть ты-то скажи… сидишь молча. Как можно отпускать дитя в такую даль? С кем она там будет?
За столом собралась вся семья, Нина и Аня плакали, Павлина, совсем маленькая, молча наблюдала за происходящим, сидя на коленях у отца. Григорий потирал затылок. Оно и вправду, куда ж девке ехать в такую даль, мало ли какие люди повстречаются? И что потом делать?
Но и с другой-то стороны, что ей тут-то маяться? Оно, конечно, парней и здесь пруд пруди, каждый не прочь окольцеваться с такой видной барышней. Но как ей запретишь ехать – у неё ж нрав, как у молодой и необъезженной кобылы. Одно слово, казацкая порода, обрубит так, что вроде и обижаться не за что, а второй раз уже и подумаешь, стоит ли ей перечить. Отец улыбнулся, что-то вспомнив из жизни, и решительно заявил: