Я вгрызаюсь в красную арбузную плоть и слушаю, поражаясь тому, что и эти почти столетние старухи когда-то были маленькими девочками и учились в школе. И их также, как и меня, дёргали за косы.
– Лёнь, – говорю я вечером брату. – Мы что тоже станем такими же старыми?
– Станем, никуда не денемся! – смеётся он.
– Я не хочу. Мне страшно.
– Не плачь. Пока мы состаримся, жизнь десять раз изменится.
Она действительно поменялась. В лучшую или худшую сторону сказать не могу. Но то, что раньше было проще – это несомненно. Или просто я выросла?
Мне жутко смотреть на старые фотографии. Потемневшие от времени изображения на школьных фото моей бабушки наводят на грустные мысли. Тёмные сосредоточенные лица тогдашних школьников вызывают тоску и понимание того, что я сама однажды превращусь в старуху. Кроме того начинает казаться, что не было в те времена ничего хорошего, только тоска, мрак и серость, что конечно же не так. Просто качество снимков подводило.
Впрочем и моя собственная школа не вызывала у меня положительных эмоций. Сначала мне нравилось в неё ходить. Потом не очень. Я не любила, когда нас строили в актовом зале и начинали ругать за внешний вид. Зауч, толстая с отвисшими грудями старуха, не выносила джинсы и кроссовки. «Девочка должна носить юбку чуть выше колен и туфли-лодочки на невысоком каблуке», – считала она. Большая часть учеников жила в пяти километрах от школы, в соседнем селе. Представляю себя в туфлях и юбке на узкой лесной тропинке. Вот это картина! Еще нам сообщали, что распущенные волосы и макияж – главный признак девушки легкого поведения. Однажды зимой я умудрилась отморозить щеки. Как же мне досталось за их ярко-красный цвет! Робкие возражения, что это вовсе не румяна, не помогли.