Через год вышла замуж и Маша. Причиной недовольства стали дети. Через пять лет у Маши их стало трое, у Якова уже пятеро. Все они носились шумной ватагой вдоль улицы, и если что-то ломалось или пропадало виноватым оказывался или «цыганёнок Пашка» или «Марии Федуловой Витька».
В сорок первом уходили на фронт оба, Мариин муж и Яков. Молилась за обоих, за обоих плакала, как умела по-простому идущими из сердца словами: «Сохрани Божья Матерь Серёженьку моего да этого нехристя, человек всё ж какой бы он не был».
Яков вернулся, увязая в деревенской грязи топорно сделанным деревянным протезом. Сергей сгинул в бескрайних украинских полях.
– Явился, чёрт! – кричала Мария Владимировна.
– Жива ещё язва? – отвечал Яков.
Так и продолжили жить на одной улице, друг напротив друга. Шли годы. Больше не вышла замуж Мария, овдовел Яков.
Каждое утро выходила на крыльцо женщина, бросала взгляд через дорогу и кричала, что было сил:
– Не сдох ещё, чёрт старый?
– Не дождёшься, ведьма! – доносилось в ответ.
Ничто не могло нарушить устоявшуюся традицию. Даже на свадьбе внука Марии и внучки Якова старики бросали через уставленный угощением стол друг на друга злобные взгляды.
Летели годы, изменилась страна, покосились бывшие до того крепкими домики, ослеп Яков. Он больше не мог разглядеть в предутренней мгле свою вечную соперницу. Кричал наугад, несколько раз, с перерывом, пока не отзовётся старуха. Мария видела прекрасно, даже нитку в иголку вдевала без посторонней помощи. А вот слышать – не слышала. Отвечала наобум, едва заметив на противоположном крыльце давнишнего недруга.
– Коптишь ещё керосинка?
– Живой ещё, басурманин?
Так и жили. То ли любили друг друга без меры, то ли ненавидели. Куда ж ехать старому Якову? Кому кричать кричать по утрам в каменном городе?
Младшой Иван утверждал, что в городе Бога нет. Потому как всё дозволено. А если нет Его там, то и жить незачем. Говорил младшой мало, больше думал, точнее созерцал окружающую его действительность, излучая необыкновенную доброту и удивление миром, присущее, кажется, одним лишь детям.
Младшой любил рассказывать, как много лет назад, ещё до войны жил в соседнем селе один монах. Деревенские часто ходили к нему за советом. Прибегал и Младшой с товарищами. Монах этот много говорил с ними о Боге, показывал иконы, приводил в разграбленную церковь, учил молитвам.