Хмурый вид гражданина никто не замечал. Всем было плевать на его самочувствие. У каждого были свои проблемы в голове, пока он шёл дальше. Оскал, который изредка проступал на его лице, говорил о какой-то злобе. Возможно, мужчина был обижен на весь мир. Но не злоба двигала им, а нечто иное. Это и бесило его больше всего. Глаза отражали лишь часть той боли, что он нёс в себе. Ему было плохо, ему было очень плохо. Склонившись к земле, он продолжал свое перемещение. И когда он не смотрел на людей, ему становилось легче. И уже не так терзала совесть за то, что он задумал.
Продолжая идти, однорукий постепенно слился с толпой. Группы любопытных туристов продолжали прибывать. Они как обычно, глазели по сторонам, кормили голубей и фотографировались у постаментов и арок собора. Некоторые записывали что-то для своего влога1, кто-то на немецком, а кто-то на французском, на испанском и русском языке.
– Летучие крысы! – вновь произнеся вполголоса, сквозь напряженные губы. – Эти людишки, как крысы. Никакой разницы.
Внезапно хмурый брюнет остановился и приподнял свой взгляд на „The Gallery of Kings“2.
– Двадцать восемь… – сказал гражданин и закашлял. – Когда же всё это кончится? – тяжело вздыхая.
Опустив голову, он направился к входу под аркой „Portal of the Last Judgement“3, ведущей к центральной базилике собора Нотр-Дам де Пари. Зайти было не сложно, однако туристы, опережая его, так и норовили вытолкнуть гражданина обратно на улицу. Любопытство и невежество порой стояли слишком близко друг к другу.
Очутившись внутри, он услышал приятное грегорианское пение и ароматы благовоний, что витали в воздухе собора. Пробежавшись беглым взглядом по округе, незнакомец скромно приподнял голову. Его взгляд тут же остановился на исповедальне, но правая рука по-прежнему дрожала. Потолочные витражи немного успокаивали мужчину, и дрожь стала утихать. Хмурый брюнет вздохнул с облегчением, вбирая воздух всей грудью. Вслушиваясь в соборное пение, он ощущал покой, и на его лице появилась улыбка.
– …да, сын мой, – говорил молодой священнослужитель с каким-то подростком, проходя мимо.
– Отец Морель, но я не уверен, – сказал юноша, идя следом за ним.
– Ты же понимаешь, – тяжело вздыхая, ответил ему святой отец.
– Да, – на выдохе. – Конечно, понимаю.
– Грехи свои не считай, покайся и будет… – говорил священнослужитель, отдаляясь с прихожанином.