Ловцы звезд - страница 21

Шрифт
Интервал


Герман теоретически мог заработать достаточно нетрудно на любой курорт мира, но не хотелось напрягаться и отвлекаться от своего течения жизни, да и в Крыму Герману нравилось, чей бы он там ни был. Крым казался и чувствовался этакой своеобразной парфюмерной смесью советской романтики, бьющей себя в грудь юности, одновременного постоянного поиска всех себя в настоящем и размеренной уверенной лености. Вот и экскурсия эта подтверждение последних определений.

А что бы там, на этой странной экскурсии, ни было, Герман уже был доволен: ранним утром в горах очень красиво, а он все не мог себя заставить встать пораньше, так что в любом случае хотя бы насладится вдоволь этой утренней местностью перед скорым окончанием своего отпуска. Но надежда на экскурсию оставалась, и конечно Герман уверен был, что Будды там и в помине не будет, а все равно найдется что-то действительно захватывающее дух его затвора.


3

Да, можно сказать, что Герман был очередным, не побоимся, ставшим уже ругательным, слова, фотографом, коих развелось больше, чем самих фотоаппаратов. Хотя сам себя Герман называл даже не любителем, а видоискателем своего видоискателя. С юных лет понимание и чувство необходимости что-то созидать у Германа было, а вот какого-либо таланта, как он предполагал, нет. Из-за этого он и взял когда-то фотоаппарат в руки и начал искать то, что нужно было запечатлеть. И, как оказалось, это тоже очень тяжелая задача: или не находится таковое, или ты не можешь его снять таким, каким оно есть. Герман совсем было бросил это дело, но честолюбие и стойкое желание творить, победило; и для начала он занялся техникой фотографирования: композиция, экспозиция, ракурс, свет и многое другое, после которого, как сейчас полагается, Герман мог сам открывать курсы и даже выдавать сертификаты.

Обучаясь искусству фотографии, Герман поймал много подводных камней, например, таких, что после получения теории и основ, он понял, что «настоящие» работы и даже ставшие классикой очень часто противоречат полученной базе знаний. Или, например, правила техники наоборот мешают сделать необходимый снимок. В общем, Герман получил некоторые знания и навыки, которые лишними не были конечно, но даже достаточными их нельзя было назвать для достижения своей цели, так как фотография – это все-таки искусство в первую очередь, а не технология. А искусство, в свою очередь, это возможность что-то сказать, когда обычным способом уже не получается. Как правило, для фотографии, это какое-то мимолетное явление, чувство, эмоция, которые на своем пике проявляются в максимальной дозировке, и опять угасают и исчезают. Если масштабировать, то из таких явлений и состоят года, а дальше и жизнь, и жизни. Именно такой вот фрактал, доступ и вход в который давал какой-то кадр, снимок того самого момента. Поймав его, можно словить целую волну этого фрактала, и можно уже даже не снимать, а просто сёрфить и кайфовать от его энергетики. Где-то глубоко у Германа боролись два голоса на этот счет: один, правильный и совестливый, говорил, что он словно наркоман и энергетический вампир, сидит на игле выдуманного фрактала и все больше погружается туда; другой голос, мистический и уверенный, твердил, что Герман нащупал что-то действительно важное и намного более нужное, чем вся остальная деятельность.