Я в полном недоумении посмотрел ясновидцу-философу вслед, а сам подумал: «Вот и хорошо: будет что рассказать дома. Далеко не каждому в жизни удаётся на экваторе побывать. Можно по такому случаю и всякие муки претерпеть». Кстати, этой ночью на палубу каким-то чудом залетела летучая рыба, а для неё это достаточно высоко, однако волнение было не меньше пяти баллов, по расчётам Серафима Всеволодовича, что, видимо, и помогло рыбе подняться на такую высоту. Я подобрал её и отнёс в лабораторию. Перерыл все определители рыб, какие там оказались, но такого экземпляра не обнаружил. Пришлось, отметив на специальной бирке число и координаты её обнаружения, поместить в банку с формалином, чтобы уже более детально исследовать в институте.
30 мая
Вдали показался берег Сомали. Двигатель внезапно замолчал, и наше судно легло в дрейф. Мы ждали танкер «Черноморец», чтобы заправиться топливом. Вскоре пришвартовался танкер, и до семи вечера шла перекачка топлива, тяжёлый запах которого распространялся по всему судну. Всё это время в столовой нашего судна крутили разнообразные художественные фильмы, и свободные от вахты матросы как зачарованные любовались на придуманную, с залихватским сюжетом, чужую жизнь. Все эти фильмы я и дома видел, поэтому торчал на палубе и в подзорную трубу пытался разглядеть незнакомую и таинственную землю в виде скал песочного цвета, покрытых синеватой дымкой, что придавала этим берегам ещё более загадочный вид. Мы находились в зоне Сомалийского течения, которое со скоростью четырёх узлов – а иногда и значительно быстрее – несёт охлаждённые воды на северо-восток, что сказывается на температуре воздуха. В этом районе гораздо прохладнее, чем в Аденском заливе, температура воды уже не двадцать девять градусов, а двадцать пять. Об этом я узнал, когда утром мы с Серафимом Всеволодовичем два раза опускали термометр за борт, а заставший нас за этим занятие начальник экспедиции Шубин сообщил, что, по-видимому, в Момбасе мы окажемся не раньше 5 июня, так как встречный муссон и Сомалийское течение не позволят нашему судну двигаться с положенной ему скоростью – 11 узлов, а, дай Бог, всего восемь узлов, и то с натяжкой.
Морская болезнь, по-моему, навсегда «нырнула» в Индийский океан, даже переводчица Эльза Ивановна окончательно пришла в себя и со счастливым выражением на лице то и дело ходит на нос судна, чтобы покачаться на волнах и таким оригинальным способом окончательно убедиться в своём полном выздоровлении.