– Странный ты какой-то монах, – вздохнул мальчонка и глянул на Матвея с опаской. Странных опасаться надо, это всякий скажет.
– А ты что, много монахов видел? – усмехнулся Матвей.
– Ты первый. Да и то странный какой-то.
– Ладно, отойди подальше.
Старосте кивнул, тот подхватился торопливо, запалил чадный смолистый факел. Матвею в руки отдавать не стал, в землю воткнул, отошёл предусмотрительно. Правильно, молодец. Этак, глядишь, и поживёт ещё. И не трус, свою работу делает, хоть и страшно. А это и есть смелый человек. Кому не страшно – тех дураками кличут. Те как раз долго не живут.
Обошёл вокруг скорбного сооружения, старательно потыкал факелом со всех сторон. Гореть взялось сразу: жарко, весело, без дыма. Взметнулся в небо столб горячего воздуха, уволок с собой перепуганную мошкару, кусочки вспыхнувшей коры, трескучие искры. Матвею жаром в лицо пыхнуло так, что пришлось рукавом прикрыться, а потом и вовсе отступить. Остановился, руки перед грудью сложил и затянул плавно, громко, нараспев.
Вот и всё, конец пути, больше некуда идти.
Дальше незачем нести, тяжких дум ярмо.
Здесь, в конце твоих дорог, нет ни боли, ни тревог,
Здесь, куда дойти ты смог, тихо и светло.
Больше незачем страдать, понимания искать,
Звёзды взглядом приласкать, и в траву прилечь.
Всё забыть и всех простить, ничего не говорить,
Руку к сердцу приложить, снять печали с плеч.
Больше некуда бежать, что-то ждать иль догонять,
Больше нечего искать, всё уже с тобой.
Крылья за спиной сложить, тихо голову склонить,
Наконец глаза закрыть, и принять покой.
Выдохнул, глянул на парнишку, что к Матвееву боку всем телом прижался, вихрастую макушку ласково потрепал. А у того глазёнки на мокром месте. Губы старательно кривит, силится не плакать, да выходит плохо.
– Ты чего, малой? – удивился Матвей.
– Сам не знаю, – отозвался тот, всхлипнул осторожно. – Ведь ни слова не понял, а так отчего-то жалостливо стало.
– Так люди же умерли, – рассудил Матвей. – Чего тут весёлого? Конечно жалко.
Сам подумал: неудивительно, что Миха ничего не понял. Не на местном языке стихи писаны.
– Люди каждый день умирают, – шмыгнул носом парнишка, рукавом ветхой рубахи слезинки по лицу размазал. – А плакать почему-то после твоей молитвы захотелось.
– Значит, хорошая молитва, правильная, – заключил Матвей и глаза в сторону отвёл. В отставку собирался, специально стихи выучил. На прощальном вечере прочитать хотел: с выражением, как полагается. Кто бы знал, где пригодятся.