Устинья рада – сидит Вася у стола, вздыхает. Будто в первый раз обводит взглядом темные стены, облупленный пол, говорит:
– Надо, старая, тебе ремонт сделать!
– Да куда ж тебе, с твоим ревматизмом – вон как руки повело, – отзывается Устинья.
Василий смотрит на свои широкие ладони с красными, искореженными болезнью пальцами, вздыхает.
– Валентина обещалась прийтить, выбелить, – продолжает Устинья, – Можа и вправду прибежит…
Да что он, этот ремонт! Главное – зашел, пусть посидит, даже не говорит ничего, уже радость! Гости разъезжаются, и сын заходит все реже и реже. Да и когда ему? Кормит кур, гусей, индюшек, в конторе сторожит – подрабатывает к пенсии. Некогда.
Нет, жить можно. Худо бывает, когда приходит болезнь. Тогда Устинья почти не поднимается, лежит тихо на кровати, дышит едва слышно, и слушает сердце. Оно стучит, а потом вдруг останавливается, тишина, потом начинает тукать снова. Или ей так кажется? Ведь как можно быть живой – и чтобы сердце не стучало?
Она лежит и смотрит на потолок в паутинках и трещинках, и на темную иконку в углу под самым потолком. Что там нарисовано – никто не знает, но Устинья заметила, когда она долго смотрит на нее, боль из сердца уходит, и становится легко, светло, мирно на душе. Икона несколько раз снилась ей, и тогда она вся сверкала, разноцветная, в камушках, и Богородица с Младенцем Христом смотрели на нее живыми глазами.
Невестка еще в первые годы жизни с Василием несколько раз порывалась выбросить икону:
– На кой она тебе, черная доска, все равно ничего не видно!
Тогда Василий заступился за мать, ее оставили в покое, но с годами совсем Нюра подмяла мужа под себя, он при ней лишнего слова не обронит…
Когда болеет, Устинья почти не ест, и невестка выбрасывает остывшую еду собакам, громко ворчит. Как-то не было сил отозваться на Нюрины вопросы, и с той поры невестка решила, что Устинья оглохла. С тех пор она говорит громко все, что вздумает, Василий ее не одергивает, а Устинье как-то даже легче, что Нюра считает ее глухой.
Еще лет пять назад Василий с Нюрой принесли в избушку черно-белый телевизор, себе они купили цветной. Телевизор маячил, маячил, потом в нем перегорело что-то, унесли. Продали, говорят, на запчасти. Василий после не раз спрашивал:
– Может, купить тебе маленький телик с пенсии?