Я нахожусь в кругу ада.
Здесь у людей другие заботы и потребности. Страдания воспринимаются не так, как в нашей жизни.
Повсюду слышны приступы кашля и стоны, хоть и не видно, кто их издает. У меня ощущение, что тут я могу заразиться любой болезнью; здесь чахотка – это самая незначительная зараза, которую можно подхватить.
Группа мужчин разговаривает между собой. На них черные рубашки, на шее повязаны красные платки; они соответствуют описанию анархистов, о которых говорил Лоренцо.
– Не смотри на них.
Я отвожу взгляд – и замечаю, как мальчик вырывает из пасти собаки жирный кусок мяса, чтобы его съесть. Я с трудом сдерживаю рвотный позыв. Лоренцо бросает на меня укоряющий взгляд.
– Спокойно… Мы пришли.
Лоренцо сворачивает в переулок и подходит к двери с открытой створкой, занавешенной армейским одеялом. Мы заходим внутрь.
Дом небольшой; закопченная скудная деревянная мебель, кухня пропитана запахом фасоли и лука.
На стуле сидит уродливая, высохшая, улыбающаяся старуха. Я никогда не встречал настолько старого человека. На вид ей минимум сто лет, но у нее живой взгляд, и она абсолютно в своем уме. Лоренцо приветствует ее:
– Тетя, как вы?
– Хорошо. Я тебя ждала.
– Я принес вам мясо.
– Положи его в кастрюлю.
Лоренцо вынимает из газеты кусок мяса весом в пару килограммов и опускает его в большой котел, стоящий на огне. После этого он пытается представить меня тете.
– Я привел мальчика…
– Я вижу.
– Тетя, он хотел с вами познакомиться.
– Я знаю.
У старухи, похоже, нет проблем ни со зрением, ни со слухом, ни с пониманием. Она смотрит на меня и делает знак рукой, чтобы я подошел поближе. Я хочу уйти из этого места: тут ужасно воняет, мне сложно дышать из-за высокой влажности – исходящий от котла пар заполняет комнату. Старуха наводит на меня страх, несмотря на ее улыбку. Она безобразна.
– Я уродливая, да?
Она читает мои мысли. Мне не хватает смелости ответить: я не хочу показаться невежливым, но и врать тоже не могу, и не хочу признаваться, что я напуган. Она поворачивается к племяннику.
– Твой друг боится.
– Он не привык.
– Я не боюсь.
– Конечно, боишься; все боятся.
Отрицать бесполезно.
– Иди сюда. Садись.
Старуха указывает мне на табуретку, я присаживаюсь без возражений. Она протягивает свою тощую узловатую руку и берет мою.
– Люди больше боятся безобразного, чем красивого, правда?