– То не нашенское дело! – визгливо выкрикнул кто-то из недовольно сопящей толпы – То – дело солдат, да господ – землю от ворога оборонять! Наше дело – хлеб растить, скотину обихаживать, да налоги давать в срок.
– Женщин насиловать, да детишек пугать? – не унималась бесстрашная, а какая же еще, раз одна, без подмоги, на разгоряченную толпу прыгает прытко, девка и смачно плюнула под ноги мужику, имевшему наглость к ней приблизиться.
– А, они наших, чо ли, не сильничали? – прорезался средь бунтующих еще один отчаянный визгун – Пару дён назад на Луанду шли маршем, а по пути творили чего? У Феньки Косого жёнку вшестером на сеновал затащили и охаживали скопом до утра, а, Панта Кривоноса, дочку? У Окорохи Рыжего, так и вовсе, всех баб в доме попортили. Оно и понятно – у Окорохи бабы толстые, да румяные, но бабку Корку за что? На старуху польстились, нелюди, а оприходовав, так и сунули ее, горемыку, в бочку, вниз головой, да срамом наружу. Охальники, да душегубцы!
– А, нам, чи, нельзя? – громко кто-то захохотал в стороне – Тяни её с коня, робяты.. Будет нам ныне праздник сладкий! – и толпа, радостно колыхнулась вперед, намереваясь вцепиться, впиться и стянуть десятками рук с коня эту отчаянную девку, вздумавшую лезть не в своё дело.
Рыжеволосая девочка, побледнев до синевы, снова заголосила, тонко, пронзительно, обхватив голову руками-былинками, мужик, тот самый, было прервавшись, стянул штаны до низу и принялся мять мягкие груди сомлевшей няньки, сладко причмокивая от вожделения, а девка на ладном конике, как-то зло рассмеявшись, вскинула вверх тонкую руку.
На её узкой ладони заиграло, заплясало дикое пламя, такое яркое, что аж, глаза резало. Приметное пламя – золото и бирюза.
Толпа, распаленная злобой и похотью, колыхнулась назад, отступая, заголосила на разные голоса, завыла протестующе, испуганно притихла и отхлынула, затаившись и не смирившись.
– Магичка! – заорал кто-то – Спасайси ..
И только тот самый мужик, занятый важным делом, не спешил отваливать от своей добычи, сладко посапывая и готовясь приступить к самому главному действу.
Именно ему в голый зад и прилетел пламенный привет от раздраженной сопротивлением наездницы – подобно злой пчеле, молния впилась в белый зад насильника и несчастный, взвившись свечкой вверх, громко заорал, достоинство его поникло и обиженно обвисло, а на площади посреди сельца наступила мертвая тишина.